- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (27) »
худая. Ну, ничего. Удастся в Ташкент хорошо съездить - дело поправится. Самое главное, бояться не надо. Едут другие, и Мишка попробует. Он только годами маленький, на делах его большой не догонит.
3
Опять мужики на улице говорили про Ташкент. Кружились в мыслях около невиданного, слушали про сады виноградные, дразнили себя пшеницей двух сортов: поливной и багорной. Цены невысокие. Рай! А попасть трудно: билет нужен, пропуск нужен. Мишка не боялся. Как в сказке, стоял перед ним Ташкент - город хлебный. Сады виноградные - во! Шутя можно урюку карман нарвать. Все равно, если ползком, никто не увидит. Говорили мужики - воздух очень горячий там - задохнуться можно - и этого не боялся Мишка. Наверное, речки есть, как у нас. А раз речки - можно купаться. Когда Сережка упомянул про киргизов, мимо которых придется ехать, Мишка и тут не сробел. - Если киргизы - люди, чего их бояться? - А можа, они не люди? - Там увидим. Сейчас наскажут всякой всячины.4
На полях стояла тишина. В голубом небе пели жаворонки. Ниже гудела проволока на телеграфных столбах, уходящих вперед длинной вереницей. За столбами - станция. На станции чугунка. Мишка два раза видел ее, когда с отцом в Самару ездил. Интересная! Ползет сажен на пятьдесят, из трубы - дым, как печка топится, и дудок свистит. Шел Мишка в отцовском пиджаке, подпоясанный солдатским ремнем, широко размахивая палкой. За плечами мешочек-пудовичек. В нем другой мешочек, сшитый из материной станины красной. В красном мешочке - кружка жестяная, тряпочка с солью, кусок травяного хлеба и старая бабушкина юбка, которую надо продать городским. Сережка шагал босиком с левой стороны. Большие мужичьи лапти с длинными бабьими чулками висели через плечо. К лаптям привязаны два мешка, скатанных трубкой. Шли и уговаривались - друг друга не бросать. Захворает один - другой должен ухаживать. И кому подадут вперед, чтобы пополам делить. Когда показалась маленькая станция, Сережка сказал: - Гляди, Мишка, я дымок вижу. Это не наша чугунка? Мишка растопырил ладонь около глаз. - Теперь вся чугунка наша. На которую поспеем прежде, там и поедем. - А много их? - Штук двадцать. - Ты передом пойдешь? - Угу. Сережка улыбался. - Я все равно не боюсь. Сколько верст ушли, а ноги не устали. Давай сажени мерить! - У меня шаги шире твоих. - Я тоже буду широко шагать. Мишка советовал: - Не надо торопиться - хуже устанешь. На бугорке присели отдохнуть. Вытащили тряпички с солью, расстелили на травке. Сережка сказал: - У меня соли больше, чем у тебя. - А хлеб у тебя есть? - Положила мама четыре картошки. - Картошкой не наешься, хлеба надо. - Где я возьму? Мишка нахмурился. В мешке у него лежал кусок травяного хлеба. Хорошо, если бы и у Сережки лежал кусок травяного хлеба. Тогда у обоих поровну, а теперь невыгодно. Куснут раза по три - останется половина. - Почему ты хлеба не взял маленько? Сережка лежал на животе, обсасывая травку. Глаза у него стали скучными, верхняя губа плаксиво топырилась. Поглядел он в ту сторону, где деревня осталась - даже колокольни не видать. Поле кругом да столбы телеграфные. Если назад вернуться - до вечера не дойдешь. Жалко стало товарища Мишке. Вспомнил уговор - помогать друг другу, отломил кусочек хлебца. - На! Придем на станцию отдашь. Ты думаешь, хлеба мне жалко? Сережка молчал. Съесть он мог больше фунта, а Мишка дал маленькую крошку. Не станут давать на станции - жди до утра. Не станут утром давать - жди до вечера. Посмотрел еще раз в ту сторону, где деревня осталась, вздохнул. - Ты что вздыхаешь? - Это я нарошно. - Испугался? - Ну, испугался! Чего мне бояться? - Теперь все равно домой не дойдешь до вечера. Вечером волки нападут… Оглянулся Сережка во все стороны, а Мишка рассказами страшными мучает: - Дойдешь до Ефимова оврага - там жулики по ночам сидят. Недавно лошадь отняли у мужика и самого чуть-чуть не убили. Поднялся Сережка, сел - ноги калачиком - со страхом поглядел на товарища. - Ты сколько дней можешь не емши протерпеть? - спросил Мишка. - А ты? - Три дня могу. Сережка вздохнул. - Я больше двух не вытерплю. - А сколько без воды проживешь? - День. - Мало. Я день проживу да еще полдня. Когда отошли от бугорка, Сережка сказал неожиданно: - Я тоже проживу день да еще маленько.5
Вот и чугунка невиданная. Стоят на колесах избы целой улицей, из каждой избы народ глядит. Тепло в избах, мужики с бабами на крышу лезут, друг друга подсаживают, снизу подталкивают. Сверху вниз мешки летят, чайники, холщовые сумки. По крыше солдат с ружьем ходит, громко на баб с мужиками покрикивает: - Нельзя сюда! Сгонит с одной крыши, они на другую забираются. Опять сверху вниз мешки летят, опять солдат с ружьем кричит: - Нельзя сюда! Мишка тоже на крышу забраться хотел, поближе к народу, но раз нельзя - не полезет, надо правило знать. Сережке совсем непонятно. Глядит во все глаза, с места не оторвешь. - Зачем их толкают оттуда? - Нельзя тут - казенный. Видишь - солдат с ружьем. И мужику с двумя мешками совсем непонятно. Сдвинул шапку на затылок, крепко задумался: - Куда вскочить? На трех крышах был - везде нельзя. Бросился за водокачку в дальний вагон, там, наверное, можно. Мишка ударился за мужиком, Сережку торопит: - Айда скорее, не отставай! А Сережка понять ничего не может. Направо - невиданные вещи, налево - невиданные вещи. У них в селе на столбах по три проволоки - здесь по восемь в два ряда. Шары стеклянные висят, на рожках играют. Двое мужиков с фонарями прошли. Везде железные полосы гайками привинчены. Споткнулся Сережка об одну полосу, а спереди прямо на него изба без окошек двигается, колесами и хрустит. - Задавит, мальчишка, уйди! Лезет мужик с двумя мешками на вагонную крышу, и Мишка за ним, словно кошка, вверх. - Ты куда? - В Ташкент мы с Сережкой. - Слезай скорее, это не в Ташкент! - А куда же, дяденька? - В Сибирь, в Сибирь! Прыгай! - Стукнуло Мишкино сердце, волосы на голове так и поднялись. Где Сибирь? Какая Сибирь? Сам на крыше сидит, Сережка около колеса бегает. - Лезь, Сережка, лезь! Хотел ухватиться Сережка за приступок вагонный, а вагон пошел. - Батюшки! Бежит Сережка вдоль колеса, не отстает. Дух захватило, голова треплется, глаза помутились. - Не догонишь! Сильно разболелось Мишкино сердце, жалко товарища: пропадет. И домой итти забоится. Если на ходу спрыгнуть расшибешься. Очень шибко вагон пошел: крыша покачивается, колеса постукивают.- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (27) »