научился! (Обнимает Шишмана.) Спасибо, Шишман, брат ты мой!
К ы н ч о. Этот всегда выкрутится!
А с п а р у х. Потрясающий тип!
Т о п у з о в. Как хорошо, правда, Шишман?
Ш и ш м а н. Правда, правда…
Т о п у з о в. А теперь, дорогие дети, начинаем в вашу честь концерт художественной самодеятельности. Сейчас бабушка Гена с помощью подражания птичьим голосам перенесет вас назад, в прекрасную пору детства. Это, дети мои, настоящее подражание, как в жизни!
Гена смущенно выходит вперед, начинает свой номер. Топузов приближается к ней, но вдруг, качнувшись, выпускает из рук палку.
А л о и с. Товарищ Топузов, что с вами? Т о п у з о в. Не плачь, Алоис! Ты не людоедка! Человек превратил человека в пластмассовую ложечку, чтоб наспех поесть и второпях выкинуть! Расскажи об этом молодежи на острове Мадагаскар! А н о м а л и я (подходит к Топузову). Вы не плачьте, товарищ Топузов! Смотрите, как все чудесно! (Заглядывает ему в глаза.)
Топузов хватается за сердце и падает. Пауза.
В е л и ч к а. Аномалия убила его взглядом. А н о м а л и я. Товарищи, я успокоить его хотела, утешить… Товарищи, клянусь вам, я просто хотела успокоить… Ш и ш м а н. Конечно, Аномалия, конечно!
Алоис наклоняется над Топузовым. Пауза.
А с п а р у х. Тихо-то как, Шишман… Ш и ш м а н. Топузов угомонился. К ы н ч о. Случилась все-таки скверность в нашей богадельне, Алоис Хуана Перес-и-Перальта! Т р а к т о р о в. Как же мы теперь… без него-то? А с п а р у х. Дом престарелых потерял смысл… Г е н а. Это я виновата. Я предала его. А н о м а л и я. Товарищи, что нам делать?
М а л е н ь к и й с т а р и ч о к (Величке). У вас тут пуговички не хватает. Я сразу обратил внимание, как вошел. (Протягивает ей пуговицу.) Вот, пришейте!
Все отшатываются от него.
Я это совершенно бескорыстно. В е л и ч к а. Как вас зовут? М а л е н ь к и й с т а р и ч о к. Стоичко… А фамилия — Топузов. Какая потрясающая тишина. У меня такое чувство, будто я второй раз родился. Покойной ночи! А н о м а л и я (вздымая глаза к потолку). О боже! А с п а р у х. Не смотри на пробки!
Свет гаснет. В темноте слышны голоса.
А н о м а л и я. Зажгите спичку! Т р а к т о р о в. Нет у меня спичек. А с п а р у х. На, держи! Т р а к т о р о в. Где? А с п а р у х. У меня в руке. Т р а к т о р о в. А рука где? А с п а р у х. Вот она! Т р а к т о р о в. Не вижу! Чиркни спичкой, что ты коробок трясешь? А с п а р у х. Держи! Т р а к т о р о в. Держу.
Слышится чирканье спички о коробок.
А с п а р у х. Головка с другой стороны! Т р а к т о р о в. Нет у нее головки. К ы н ч о. Другую возьми. Т р а к т о р о в (чиркает). И у другой нету! А с п а р у х. Возьми третью. Т р а к т о р о в. И третья такая же… И эта тоже… А с п а р у х. Дай сюда спички! Т р а к т о р о в. Кончились! А н о м а л и я. Господи, я сойду с ума! Т р а к т о р о в. Нашел! Готово!
Свет зажигается. Одновременно начинает звучать «Свадебный марш» Мендельсона. На переднем плане А с п а р у х и В е л и ч к а в длинной фате. Конец фаты держит А л о и с. Все выстроены в две шеренги. Продолжает звучать музыка Мендельсона. Все выходят еще ближе к авансцене. Из глубины сцены выступает Т р а к т о р о в и произносит в честь «молодоженов» речь.
Т р а к т о р о в. Дорогие скорбящие!.. Ох, простите… Дорогие новобрачные! Товарищи! Смерти нет! Жизнь выше смерти! Вот, опять стали перегорать пробки — значит, жизнь снова возвращается. Жизнь тем и хороша, что она с перебоями… В эту торжественную минуту я хочу пожелать покойным… то есть, простите, новобрачным… Извините, товарищи! Всю жизнь произносил одни только надгробные речи — привычка, будь она неладна! Жизнь сильнее всего… Дорогой Аспарух! Сколько птичьих гнезд ты укрепил под карнизом… Может быть, в них никогда и не будут выводить птенцов. Но есть в этом что-то символическое… Ты свил гнездо для себя. В нем найдут приют две немолодые ласточки. Вы с Величкой не полетите в теплые страны, потому что крылья у вас не молодые. Но люди будут глядеть на вас, удивляться и говорить: «Ого!» А разве это мало, когда люди говорят: «Ого! Гляди-ка!» Потому что, когда женятся молодые, никто не говорит: «Гляди-ка!» Когда я раньше ночью на телеграфе выстукивал точки и тире, мне чудилось, что я посылаю сигналы в небо. Они взлетали над почтой, неслись в другие почтовые отделения, а вовсе не на небо. Но я глядел и думал: «Ты, Тракторов, не Тракторов сейчас, а Коперник». А когда думаешь так, не умираешь. Почем знать, может, Коперник в свое время смотрел на звезды и думал при этом: «Не Коперник ты сейчас, а Тракторов!» И поэтому Коперник жив и сегодня. Звезды — это глаза тех стариков, которых уже нет с нами. Вон те две звездочки, думалось мне, глаза моего покойного отца, рядом — глаза деда… А вот те — прадеда… дальше — прапрадеда… А еще дальше — пра-пра-прадеда… и так до миллиарда. Дорогой мой сын, говорил я своему сыну, гордись своим отцом, ведь он вычислил твой род по звездам, и когда-нибудь, когда меня не будет, на небе станет двумя звездочками больше… Миллиард и еще две звезды… Дорогие дети! Взглядывайте на небо и вспоминайте нас! Вы ведь будете нас вспоминать, верно? И придете к нам… Непременно придете, потому что мы — это будущее. Не молодые — нет! Ведь будущее молодости — старость. То есть мы! А ну, Гена, спой! Пой, пой! Начинай!
(Гена подражает птичьим голосам.)
Слышите? Видите? Из ее уст выпархивают птицы! Вот видели? Выпорхнул самец. Слышите, как хорохорится?.. А это самочка… Завлекает его. А вот и птенцы… Глупенькие… Через миллиард лет эти птицы долетят до неба и тоже превратятся в звезды. Надо только терпеливо смотреть ввысь.
Все смотрят ввысь.
Занавес.
Гена смущенно выходит вперед, начинает свой номер. Топузов приближается к ней, но вдруг, качнувшись, выпускает из рук палку.
А л о и с. Товарищ Топузов, что с вами? Т о п у з о в. Не плачь, Алоис! Ты не людоедка! Человек превратил человека в пластмассовую ложечку, чтоб наспех поесть и второпях выкинуть! Расскажи об этом молодежи на острове Мадагаскар! А н о м а л и я (подходит к Топузову). Вы не плачьте, товарищ Топузов! Смотрите, как все чудесно! (Заглядывает ему в глаза.)
Топузов хватается за сердце и падает. Пауза.
В е л и ч к а. Аномалия убила его взглядом. А н о м а л и я. Товарищи, я успокоить его хотела, утешить… Товарищи, клянусь вам, я просто хотела успокоить… Ш и ш м а н. Конечно, Аномалия, конечно!
Алоис наклоняется над Топузовым. Пауза.
А с п а р у х. Тихо-то как, Шишман… Ш и ш м а н. Топузов угомонился. К ы н ч о. Случилась все-таки скверность в нашей богадельне, Алоис Хуана Перес-и-Перальта! Т р а к т о р о в. Как же мы теперь… без него-то? А с п а р у х. Дом престарелых потерял смысл… Г е н а. Это я виновата. Я предала его. А н о м а л и я. Товарищи, что нам делать?
М а л е н ь к и й с т а р и ч о к (Величке). У вас тут пуговички не хватает. Я сразу обратил внимание, как вошел. (Протягивает ей пуговицу.) Вот, пришейте!
Все отшатываются от него.
Я это совершенно бескорыстно. В е л и ч к а. Как вас зовут? М а л е н ь к и й с т а р и ч о к. Стоичко… А фамилия — Топузов. Какая потрясающая тишина. У меня такое чувство, будто я второй раз родился. Покойной ночи! А н о м а л и я (вздымая глаза к потолку). О боже! А с п а р у х. Не смотри на пробки!
Свет гаснет. В темноте слышны голоса.
А н о м а л и я. Зажгите спичку! Т р а к т о р о в. Нет у меня спичек. А с п а р у х. На, держи! Т р а к т о р о в. Где? А с п а р у х. У меня в руке. Т р а к т о р о в. А рука где? А с п а р у х. Вот она! Т р а к т о р о в. Не вижу! Чиркни спичкой, что ты коробок трясешь? А с п а р у х. Держи! Т р а к т о р о в. Держу.
Слышится чирканье спички о коробок.
А с п а р у х. Головка с другой стороны! Т р а к т о р о в. Нет у нее головки. К ы н ч о. Другую возьми. Т р а к т о р о в (чиркает). И у другой нету! А с п а р у х. Возьми третью. Т р а к т о р о в. И третья такая же… И эта тоже… А с п а р у х. Дай сюда спички! Т р а к т о р о в. Кончились! А н о м а л и я. Господи, я сойду с ума! Т р а к т о р о в. Нашел! Готово!
Свет зажигается. Одновременно начинает звучать «Свадебный марш» Мендельсона. На переднем плане А с п а р у х и В е л и ч к а в длинной фате. Конец фаты держит А л о и с. Все выстроены в две шеренги. Продолжает звучать музыка Мендельсона. Все выходят еще ближе к авансцене. Из глубины сцены выступает Т р а к т о р о в и произносит в честь «молодоженов» речь.
Т р а к т о р о в. Дорогие скорбящие!.. Ох, простите… Дорогие новобрачные! Товарищи! Смерти нет! Жизнь выше смерти! Вот, опять стали перегорать пробки — значит, жизнь снова возвращается. Жизнь тем и хороша, что она с перебоями… В эту торжественную минуту я хочу пожелать покойным… то есть, простите, новобрачным… Извините, товарищи! Всю жизнь произносил одни только надгробные речи — привычка, будь она неладна! Жизнь сильнее всего… Дорогой Аспарух! Сколько птичьих гнезд ты укрепил под карнизом… Может быть, в них никогда и не будут выводить птенцов. Но есть в этом что-то символическое… Ты свил гнездо для себя. В нем найдут приют две немолодые ласточки. Вы с Величкой не полетите в теплые страны, потому что крылья у вас не молодые. Но люди будут глядеть на вас, удивляться и говорить: «Ого!» А разве это мало, когда люди говорят: «Ого! Гляди-ка!» Потому что, когда женятся молодые, никто не говорит: «Гляди-ка!» Когда я раньше ночью на телеграфе выстукивал точки и тире, мне чудилось, что я посылаю сигналы в небо. Они взлетали над почтой, неслись в другие почтовые отделения, а вовсе не на небо. Но я глядел и думал: «Ты, Тракторов, не Тракторов сейчас, а Коперник». А когда думаешь так, не умираешь. Почем знать, может, Коперник в свое время смотрел на звезды и думал при этом: «Не Коперник ты сейчас, а Тракторов!» И поэтому Коперник жив и сегодня. Звезды — это глаза тех стариков, которых уже нет с нами. Вон те две звездочки, думалось мне, глаза моего покойного отца, рядом — глаза деда… А вот те — прадеда… дальше — прапрадеда… А еще дальше — пра-пра-прадеда… и так до миллиарда. Дорогой мой сын, говорил я своему сыну, гордись своим отцом, ведь он вычислил твой род по звездам, и когда-нибудь, когда меня не будет, на небе станет двумя звездочками больше… Миллиард и еще две звезды… Дорогие дети! Взглядывайте на небо и вспоминайте нас! Вы ведь будете нас вспоминать, верно? И придете к нам… Непременно придете, потому что мы — это будущее. Не молодые — нет! Ведь будущее молодости — старость. То есть мы! А ну, Гена, спой! Пой, пой! Начинай!
(Гена подражает птичьим голосам.)
Слышите? Видите? Из ее уст выпархивают птицы! Вот видели? Выпорхнул самец. Слышите, как хорохорится?.. А это самочка… Завлекает его. А вот и птенцы… Глупенькие… Через миллиард лет эти птицы долетят до неба и тоже превратятся в звезды. Надо только терпеливо смотреть ввысь.
Все смотрят ввысь.
Занавес.