— Я уж было подумала, ты не придешь, ну и решила — а, черт с ним, пойду-ка тебя поищу. Хорошо, я срезала кратчайшим путем. Что на тебя нашло? Зачем ты перегнулась через край? Это же опасно.

— Можешь отвезти меня домой?

— Конечно, дорогая.

Джуди приобняла ее за талию и повела прочь от бреши в стене. За их спинами остались тишина и мрак. Мигнул фонарь. Отвалилось еще немного раствора.

Они переночевали в доме Мириам и, совсем как в детстве, невинно разделили постель в ее комнате.

Мириам рассказала историю от начала до конца — всю историю Тропы духов. Джуди выслушала, кивнула, улыбнулась, и на этом все. За час до рассвета, когда исповедь завершилась, они легли спать.

В этот же час прах матери Мириам, остывая, смешивался с прахом тринадцати других человек, отправившихся в печь крематория в ту же среду, первого декабря. Утром оставшиеся кости измельчат, а сам пепел разделят на четырнадцать равных частей и педантично засыплют в четырнадцать урн, подписанных именами родных и близких. Чей-то прах развеют по ветру, чей-то запечатают в Стене памяти, чей-то отправится скорбящей семье, чтобы стать средоточием горя. В этот же час мистер Беккет увидел во сне отца и, зашмыгав носом, почти пробудился, но от успокаивающего прикосновения девушки под боком задремал снова.

А еще в этот же самый час муж покойной Марджори Эллиот решил срезать путь по Тропе духов. Его ноги с хрустом ступали по гравию, и в этот томительный час перед рассветом казалось, что в мире больше нет других звуков. Мистер Эллиот, устав после ночной смены в пекарне, ходил этой дорогой каждый день своей трудовой жизни. Под ногтями засохшее тесто, под мышкой — большой свежий батон и пакет с шестью хрустящими булочками. Все это он каждое утро приносил домой вот уже почти двадцать три года и продолжал придерживаться ритуала, хотя после преждевременной смерти Марджори большая часть хлеба оставалась несъеденной и шла на корм птицам.

К середине Тропы духов его шаги замедлились. Сердце затрепетало. Запах в воздухе пробудил воспоминания. Не так ли пахла его жена? Еще пять метров, и фонарь заморгал. Мистер Эллиот посмотрел вниз через брешь в стене, и со дна карьера к нему поднялось огромное лицо его давно оплакиваемой Марджори.

Один раз оно произнесло имя мистера Эллиота, и, не давая себе труда ответить на зов, тот сошел с тропы и сгинул в карьере.

Батон остался лежать на гравии.

Обертка развернулась, и он остывал, постепенно отдавая ночи свое новорожденное тепло.

Перевод Анастасии Вий и Татьяны Кауль