взглядом по всем частям соблазнительного тела в обратном порядке. В результате чего мой несознательный организм пришёл в высшую степень боевой готовности. Ну не повезло моему трезвому и холодному рассудку с моим же безответственным и распутным организмом, что тут поделаешь? Единство и борьба противоположностей, на том и стоим.

А глаза… Глаза действительно оказались бездонными. И лучистыми. И знакомыми до боли. Как и каждая чёрточка этого лица. Лица, которого я не видел… сколько же прошло? Пять, нет — шесть…. Шесть лет. С хвостиком. Так долго… А она совсем не изменилась.

— А ты совсем не изменилась. То есть здравствуй, Танюша… Конечно не помешала… — промямлил я в замешательстве, автоматически поднимаясь из кресла (въелись же эти дурацкие правила приличия, типа — нельзя сидеть, если рядом дама стоит, — срабатывает на уровне рефлекса, хоть я вроде бы и не гусар, — гусары все вымерли давно вместе с мамонтами; и не джентельмен, — рылом не вышел, да и живу не на том мередиане, — от Гринвича далековато, и происхождение совсем даже не джентльменское, а самое что ни на есть рабоче-крестьянское. Короче — родители вдолбили, хоть и были коммунисты (а кто тогда не был?), вместе с прочей фигнёй, вроде 'не укради', 'не убий', и те де, и те пе. Это сейчас и по ящику, и в прессе (которая почти вся стала ярко — жёлтого цвета) долбят, что страшнее коммуниста зверя нет, но, как на меня, так самый добрый современный демократ в двести — двести пятьдесят раз хуже самого злобного коммуниста периода Союза).

В общем, замешательство продлилось недолго. Чтобы меня смутить — это надо очень постараться. Поэтому, быстро придя в себя, я выдал в своём обычном амплуа:

— И что ты такое вообще говоришь? Как может помешать кому-то, а мне так в ообенности, Ваша выдающаяся, — я на мгновенье чуть опустил взгляд, — особенно в некоторых местах, красота? Да я — как Настоящий Мужчина с Большой Буквы, готов бросить любое, — даже самое важное, да что там, — даже самое наиважнейшее дело ради наслаждения общением с Вами, о прекрасная леди. (Лажа конечно дикая, но бабы так просто млеют от такой белиберды) — Тут я вспомнил фразу, которую собирался произнести, оборачиваясь… Изобразил недовольное лицо и выдал немного подкорректированный вариант:

— Хотя, если ты и дальше будешь так подкрадываться сзади, я могу и коньки отбросить от инфаркта.

— Да, вижу, ты тоже не изменился, — всё тот же язык без костей, — (Ничуть не смутилась, зараза.)

— Так ты сильно занят, Настоящий Мужчина с Большим… чем? — извини, не расслышала.-, - (И при этом так это невинно улыбается. А глаза скромненько вниз, где уже гордо подняло голову моё второе Я.)

— И этим тоже не маленьким. А ты как всегда, — сразу быка за выступающие части тела. Ну, в смысле, — за рога. А насчёт занятости — сама видишь: безотлагательные дела первостепенной важности, — сказал я официальным тоном, кивнув на монитор, где чёрные строчки на белом фоне были готовы вновь обернуться картинами битв, пиров и походов…. — Но, если женщина просит, — полковник всё бросит.

— Женщина просит, — тон обещающий, а взгляд так просто многообещающий. Таю, как тот шоколадный заяц.

— Ну тогда — пойдём. Только подожди минутку, — скину этот шедевр (я ещё раз кивнул на монитор) на флэшку и повыключаю тут всё.

— Да, конечно. А что ты там такое интересное читал, если не секрет?

— Да так… всё то же… Ты же знаешь мои вкусы. Очередное фентези. Так себе, в принципе… Новые сказки о старом. Смешались в кучу тролли, люди… Ну и эльфы, конечно, как же без эльфов-то. И пошло мочилово, как обычно. В тёплой, можно сказать, даже горячей атмосфере. Настолько горячей, что аж дымится. В общем: Война в Крыму, всё в дыму, — ничего не видно… Ни смысла, ни сюжета. Кстати, насчёт горячей атмосферы… Ты случайно в моржи не записалась? Или в моржихи, — интересно, как правильно? Вроде бы на дворе не май месяц, а совсем даже сентябрь, а ты тут, можно сказать — в чём мать родила.

— А это на мне что, не одежда?

— Гм… — я воспользовался случаем и ещё раз с вдумчивым видом прошёлся взглядом по соблазнительному телу сверху вниз и обратно, — Лично у меня назвать вот ЭТО одеждой язык не поворачивается. По крайней мере, если с тебя всё это снять, более раздетой выглядеть ты не станешь.

— А я вот вижу по твоим глазам, что ты всё-таки хочешь всё это с меня снять. Интересно, зачем, если я всё равно более раздетой выглядеть уже не буду?

— Так одно дело — выглядеть, и совсем другое — быть. Ты же уже девочка большая — должна понимать.

— Понимаю… Вздохнула с деланным огорчением, — Все вы, мужики — кобели.

— Не все. Но в отношении себя согласен. И горжусь этим! Кстати, из уважения к собеседнице не стану приводить другое изречение, которым обычно мужская половина человечества отвечает на обвинения в повышенном кобелизме. Или кобеляже?… Как правильно говорить? — почесал я затылок.

— Это какое же такое изречение?

— Ну, ты его точно знаешь… Но приводить не буду, так как, во первых — не совсем с ним согласен, а во-вторых — ты обидишься.

— Ладно, можешь не приводить. А то я еще действительно обижусь…

— Не буду. Хотя оно не моё. Это народное творчество.

— Угу, народное… Это всё вы, мужики, о бедных женщинах понапридумывали всяких гадостей.

— И про кобелей тоже мужики?

— Вот это как раз народное творчество, — улыбнулась Таня.

— Ладно, пусть будет народное. Мне не жалко. Кстати, я уже готов. Можем идти.

— Пойдём. — развернулась, и, плавно покачивая бёдрами, неторопливо направилась к двери, за которой не то чтобы полумрак, а скорее полусвет (а также полушум и полутепло) интернет-клуба сменялся залитым уже не очень греющим, но всё еще ярким светом сентябрьского солнца городским пейзажем. Эта неторопливость позволила мне оказаться у выхода чуть раньше Татьяны, (причем по пути я еще и успел со словами 'сдачи не надо' кинуть на стол администратора деньги), и проявить свои джентльменские манеры, галантно распахнув перед дамой дверь. Таня приняла величественный вид (Он ей, между прочим, идёт. А впрочем, ей всё идёт), и важно проследовала на улицу, благосклонно кивнув мне в благодарность за оказанную любезность. Я шагнул следом.

В отличие от помещения интернет-клуба, из которого мы только что вышли, снаружи всего было в избытке: и света, и шума. И даже температура, несмотря на то, что на дворе стояла осень, вполне еще позволяла женщинам носить наряды наподобие того, что был на моей подруге, без опасения подхватить все возможные простудные заболевания. Хорошо жить на юге! Ну, на относительном юге… Но всё равно — в той же Москве сейчас так не походишь. Перешагнув порог, я