Александр Шило Золотая "Цапля"

1990 год. Плац Балашовского ВВАУЛ. Выпуск. Пока ещё курсант Александр Белый

Офицерские туфли звонко врезаются в асфальт плаца. Я рублю шаг, как никогда за все прошедшие пять курсантских лет.

— Товарищ генерал-майор! Курсант Белый. Представляюсь по случаю присвоения воинского звания «лейтенант»!

Генерал пожимает мне руку.

— Поздравляю, товарищ лейтенант! Желаю успешной службы!

— Служу Советскому Союзу!

Чеканю шаг, возвращаясь в строй, и чувствую, как уголки рта уползают куда-то за уши…

«Коробка» выпускников проходит мимо трибуны. Над строем взлетают подброшенные горсти мелочи и, звеня, раскатываются по плацу. Сегодня НАШ день!!!

В тот же день, но вечером

Голову слегка кружит хмель от выпитого. Я опускаюсь на колено перед худенькой девушкой с каштановыми волосами.

— Света! Свет моей жизни! Будь моей женой!

Я протягиваю ей коробочку в виде сердца. Она нежно улыбается, берёт её и достаёт кольцо.

— Да…

Месяц спустя

— Товарищ полковник! Лейтенант Белый. Представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы.

— Лейтенант, ты очень вовремя, праваки полку нужны. Пойдёшь в третью эскадрилью, там Ан-2», ну, а потом — как себя покажешь. Женат?

— Женат, товарищ полковник.

— Ну, комнату в офицерском общежитии на первое время мы тебе найдём. А дальше… Городок потихоньку строится.

Спустя ещё два месяца

Р-раз! Два! Три! Я взлетаю на руках своего экипажа и подбежавших лётчиков эскадрильи. Потом меня переворачивают и несколько раз прикладывают об колесо левой стойки — сначала головой, а затем и противоположной частью организма.

В тот же день, вечером

Я распахиваю дверь в нашу комнату и хватаю, и сгребаю в объятья сидящую на диване жену.

— Светик! Я сегодня вылетел!!!

Света прижимается ко мне, шепчет на ухо: «Поздравляю!» — а потом высвобождается из объятий, делает шаг назад и продолжает:

— А у меня для тебя есть тоже новость. Я была сегодня у врача — у меня шесть недель!

У меня перехватывает дыхание, я хлопаю несколько раз глазами, подхватываю Светочку и начинаю под аккомпанемент весёлого визга кружить её по комнате…

Июль 1991 года

Я с внутренней дрожью принимаю из рук медсестры перевязанный голубой лентой свёрток. Слегка пополневшая после беременности и родов Света стоит рядом, наш штурман Витька вручает доктору с трудом добытые традиционную бутылку шампанского и коробку конфет.

Сентябрь 1993 года

— Саша! Как же мы будем жить дальше?! — в глазах Светки стоят слёзы. — Я не могу даже фруктов купить Антошке.

Я обнимаю её и стараюсь успокоить, а у самого на душе погано — дальше некуда. На утреннем построении, объявили, что полк расформировывают.

— Может ты в «Аэрофлот» попытаешься устроиться?

— Это вряд ли. Во-первых, у них там своих шершавых хватает, а во-вторых, гэвээфовские вояк никогда особо не праздновали. Всё боятся, что кто-нибудь «мёртвую петлю» с пассажирами учинит! — я горько усмехнулся. — Так что там не светит. Но знаешь, Светик, похоже, что один варьянт у нас наклёвывается.

Светик вскинулась, вытерла слёзы и уставилась на меня взглядом, полным надежды.

— Тимофеич, — Светик вопросительно вскинула брови, — подполковник Игнатов, замкомандира по боевой, он товарищ по жизни кручено-верченый, густенько перченый и имеющий кучу знакомых в самых разных местах. Так вот, он мне достаточно толсто намекнул, что есть вариант поработать в тёплых краях.

— Где? — Светик удивлённо вскинулась.

— В тёплой, зелёной Африке!

— Где?! — её взгляд превратился в изумлённый.

— В тёплой, зелёной Африке! Светик, ты же видишь, что творится в стране! И сколько будет продолжаться этот бардак — только богу ведомо.

— Саш, а может, мы за границу уедем?

Я грустно посмотрел на жену.

— Лапка, ну вот, ей-богу, для большинства советских в слове «заграница» слышится что-то сакральное. А на самом-то деле — обычная жизнь, где-то получше, где-то похуже, но везде — со своими тараканами, и везде иммигранты оказываются в ущемлённой позе. Ну и кому там нужен уволенный старлей без ОЧЕНЬ ХОРОШЕЙ гражданской специальности? Там, как и в «Аэрофлоте» — своих хватает. На одного успешно устроившегося — десяток перебивающихся на любых работах. А жить как московской лимите… Да ну его на фиг! Я лучше действительно в Африку полечу!

— Саш. Но там же опасно! Там СПИД…

— И СПИД, и жара, и ещё куча болячек. И «бибизяны» с автоматами, случается, по улицам бегают… Но жить вообще опасно — от этого умирают. Годов этак через семьдесят-восемьдесят… — я задёргиваю занавеску, отделявшую Тошкину кроватку от нашего дивана, и перевожу дальнейшую дискуссию в горизонтальную плоскость…

Декабрь 1993 года

Наш поезд только что отошел от перрона Курского вокзала. Позади остался кошмар гражданской войны в Москве, слава Богу, — короткой, и тошнотное шоу выборов.

Чтобы вовремя оформить загранпаспорт, мне пришлось продать оставшуюся от отца «Ладу». Хорошо хоть она была в приличном состоянии, и денег хватило. Удалось даже кое-что оставить на первое время Светке и сыну.

Все дела с самолетом взял на себя Тимофеич, и завтра мы должны поднять в воздух двадцатилетний Ан-26^[1], официально списанный из ВВС Украины по техническому состоянию. Как Тимофеич сумел провернуть все это, я не знаю, да и, честно говоря, не рвусь узнавать. Для меня сейчас главное — обеспечить нормальную жизнь жене и сыну, а сделать это, не влезая в криминал, я могу только, летая. Вот и буду летать.

Три дня спустя

Самолет, гудя движками, стоит в начале полосы запасного аэродрома под Токмаком.

Все прошедшие дни здесь стоял жесточайший туман, и это нас здорово выручило. Как только мы приехали на аэродром, наш бортач Витя сразу же полез под капоты. А в итоге в его речи по результатам инспекции матчасти матерными были даже знаки препинания. Содержательная часть же сводилась к тому, что на движках поменяли практически всю топливную автоматику, и что он готов поспорить на свою бессмертную душу, что у поставленных агрегатов выработан ресурс. Причем поменяли их уже здесь, ибо с ТАК поставленными агрегатами самолет просто обязан был навернуться.

Тимофеич подошел, посмотрел, потемнел лицом и, повернувшись к мужику, передававшему нам самолет, коротко бросил:

— Поехали…

Когда они отошли, мы накинулись на Витю с вопросами. Тот отбросил в