не лезет.

Как мне сказал крестный — это потому, что у нас разный метаболизм (еще одно неприличное и пока непонятное мне слово). У нас энергия по-разному распределяется. Как будто мне должно быть не все равно. Дайте мне уже, наконец, яичницу с беконом!

Мой отец — потомственный темный волшебник, умер когда мне было три года, не оставив мне ни кната, сволочь. Вот его Темным просто язык не поворачивается называть. Опять же основываясь на сказках. А где горы золота, над которыми нам полагается чахнуть? Где они, а? Я золотой галеон один раз в жизни видел, издалека. Не понимаю, кто врет, крестный, который упорно меня темным называет или сказки?

Моим воспитанием пытался заниматься Тобиас, хотя воспитанием это назвать было сложно. Все те шесть лет, которые мы с ним провели под одной крышей, я был для него Северусом, иногда мистером Фолтом, а он для меня просто Тобиасом. Все его попытки оканчивались полным провалом, потому что тихую мягкую речь я просто не воспринимаю, особенно, если эта речь касается растений. Отчим же обожает свои теплицы, все время проводит в них.

Но я же темный, чтоб этой темности провалиться в канализацию, я важную информацию воспринимаю больше через ремень, не надо ля-ля, о том, что детей бить нельзя. Можно, еще как. Но только темных, светлым это категорически противопоказано: они впадают в депрессию и тоску и из них могут вырасти вот такие Гриндевальды. Хотя мне опять никто не ответил, каким образом цвет магии зависит от восприятия, и почему светлые после порки, чаще всего вполне заслуженной, кстати, я даже не отрицаю, становятся агрессивными, и на людей бросаются, а темные успокаиваются? Мама только кулак кусала, чтобы не расхохотаться, когда я пытался выяснить этот интересный феномен. По-моему — это бред. Заслужил — получи ремня, и не надо глаза закатывать. Хотя есть и исключения — мой отчим, например.

Важную информацию до меня доносила мама, а рука у нее тяжелая, и мой крестный — единственный темный волшебник, которого я знал. С него-то все и началось. Начну по порядку.

О том, что день явно не задался, я понял еще с самого раннего утра. Есть хотелось жутко, причем хотелось бифштекса, на крайний случай — яичницу с беконом! Вот, опять яичница вспомнилась, такая румяная, шкварчащая, м-м-м, а на столе стояла какая-то зеленая дрянь, хоть плачь на самом деле. Сижу, ковыряюсь в этой… дряни и размышляю о смысле жизни.

Мои тяжкие думы прервал осторожный стук в окно. И правильно, что осторожный, сова — а это была именно она — понимала, что в дом, где находится голодный темный маг, влетать нужно, соблюдая всю технику безопасности. Ну, мы же продолжаем верить в сказки, правда?

Мать ее впустила, накормила, отвязала письмо, и птица благополучно смылась. Скорость, с которой она это сделала, была близка к звуковой. Письмо было адресовано мне, глядя на сургучную печать, я понял, что это не к добру. Мама почему-то обрадовалась и вслух прочитала о том, что с самого рождения я зачислен в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. Чего радостного она там нашла — не имею ни малейшего понятия. Там же одни светлые! Я там свихнусь! Или меня просто убьют! Я-то сравнивать могу только по маме и Тобиасу, да еще по парочке случайно увиденных мною светлых. Но Тобиас — это скорее исключение из правил, потому что если все светлые похожи на маму и бабушку с дедушкой Принцев… Нет, живым я точно из этой поганой школы не выйду. Если родственники решили от меня избавиться, то могли выбрать для этого более гуманный способ: яд сварить какой-нибудь, что ли. Мама умеет, я сам ей как-то помогал.

Разумеется, письмо сгорело. Совершено случайно, прямо у мамы в руках. Она еле успела его отбросить. Что за ерунда? Я ей так и сказал, глядя на нее невинными глазами. Второе письмо разорвалось у меня в руках. Само. На десять частей. Это же получилось совершенно случайно! Странно, что мне никто не поверил. Третье письмо пришло вместе с разгневанным крестным, который по совместительству является директором этой школы. Неудивительно, что нервишки пошаливают — столько лет провести со светлыми магами! Не сказав никому ни слова, он затащил меня в комнату и объяснил причину своего гнева. Это было больно. Я понял прямо на своей пятой точке, что нельзя трепать нервы состоявшемуся темному магу.

Потом был долгий разговор, во время которого я ударился в слезы. Правда, слезы — это не характерно для темного, вроде бы, я уже не знаю, чему верить, но перед глазами непроизвольно возникал отчим, кромсающий на обед очередную флору, и они сами собой наполнялись слезами. А крестный вещал о том, что мне нужно учиться, что контроль над силой должен происходить под присмотром опытного темного взрослого и прочую ерунду. Честно говоря, это было не совсем убедительно. Я приводил свои аргументы. Во-первых, я говорил о том, что по маминым учебникам я изучил программу первого курса, и второго, и третьего, и даже четвертого! Мне же будет скучно, а скучающий темный — это… К тому же один темный опытный взрослый у нас есть, причем он же должен осуществлять контроль надо мной и над моей возрастающей силой в школе, значит, может руководить мною и дома. И так далее, и тому подобное. Я уже хотел было про свою скорую смерть озвучить, но тут последний аргумент привела мама. Для меня прозвучало заветное для любого темного слово — деньги.

У нас в семье какое-то хроническое безденежье. Нет, дедушка и бабушка, как могут, нам помогают, но они сами не так, чтобы богаты. А Тобиас… Ну, что тут сказать, Тобиас и деньги — понятия несовместимые, как мне кажется. Я пытался вяло заикнуться о том, что мой крестный вполне обеспеченный человек, и может поддержать нас в трудную минуту. Из услышанного ответа я вынес следующее: крестный меня очень любит, и если возникнет необходимость, он отдаст за меня жизнь, но только не деньги. Вот это я понимаю — Темный маг. В общем, я сделал вывод, что, несмотря ни на что, завтра меня ждет увлекательный поход в Косой переулок».

В зале стояла гробовая тишина. Перси дрожащими руками взял стакан с водой и даже умудрился не облиться. Все недоуменно смотрели на Альбуса, который, натянуто улыбаясь, разглядывал свои ладони.

— Читай дальше, мальчик, думать — не твоя прерогатива, — сказала Эйлин, — все вопросы потом.

Глава 2. Хоть в чем-то повезло

«2 августа 1971 года.

Вчера я думал, что это был самый ужасный день в моей жизни. Как же я ошибался. Именно вот этот день заслужил название самого отвратительного.

В Косой переулок я пошел все-таки с мамой. У крестного вдруг образовались какие-то дела. Знаю я его дела, денег зажал, жлоб!

Общая сумма, которая находилась у мамы в кошельке, составляла