- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (78) »
захлопнулись, и величавая настоятельница почему-то подумала, что ей жалко ребенка. Девочка уселась на траве и ласкала крошечного котенка. Устав школы категорически запрещал держать в дортуарах животных, однако настоятельница — неожиданно для себя — сказала, чтобы Вивиан взяла котенка в постель; миссис Хартли уезжала на целый год, а девочка слишком мала для монастырской школы. Сама по себе сцена напоминала начало какого-нибудь из диккенсовских романов, а монументальный пафос, сквозивший в каждом движении Гертруды Хартли, наводил на мысль о суровой миссис Кленнем, которая не хотела, чтобы сын напоминал ее «недостойного» мужа, и воспитывала Артура в строгости и отдалении.
Героиня «Крошки Доррит» решала задачу попроще. В маленькой голубоглазой девочке, которая плакала на траве дворика в Рохемптоне, как бы объединялись не только две несовместимые индивидуальности, но и две чуждые культуры, два мира, две философии — Запад и Восток, Европа и Азия, Англия и Индия. Гертруда Хартли не хотела видеть в дочери ни легкомысленного жизнелюбия мужа, ни влияния восточного миросозерцания. Довольная собой, она считала, что принесла себя в жертву, хотя монастырская школа в Рохемптоне пользовалась популярностью среди самых аристократических семейств, а это льстило ее самолюбию.
Муж Гертруды Эрнест Хартли, йоркширец с примесью французской крови, в 1905 году оставил родной городишко Брайдлингтон, чтобы поискать счастья в Индии.
Обычно в Индию уезжали бедные люди, и Эрнест не составлял исключения. В Калькутте он стал клерком маклерской конторы «Пиготт Чепмен и К0» (помогло образование) и считал себя счастливчиком.
Индия не выглядела раем для рядовых англичан, и тем более для индусов. Нищета, грязь, антисанитария бросались в глаза даже в Калькутте, где на каждом шагу вы рисковали столкнуться с попрошайками или прокаженными. Добрый и порядочный человек, Хартли знал о бедственном положении коренного населения, однако в Англии рассчитывать было не на что и он закрывал глаза — как все. Его друзья создавали иллюзию Англии у себя в доме: английский сад, крикет, поло, разговоры о скачках. Эрнест Хартли нашел другое «хобби», театр, и стал одним из самых известных актеров-любителей Калькутты.
К моменту сентиментального «паломничества» на родину его сделали младшим партнером фирмы. Для девушек Брайдлингтона этот веселый, уютный человек был символом благополучия, вырванного у фортуны чуть ли не зубами в далекой и романтичной стране. Никто не удивился, когда одна из самых красивых невест, Гертруда Робинсон Якджи, приняла его предложение осенью 1911 года.
В ноябре молодые высадились в гавани Бомбея. Торжества по случаю визита королевской четы не помешали новоиспеченной миссис Хартли заметить главное — беспросветную нищету и недовольство индийцев. Эрнест сделал все, что в его силах: отвез жену в удобный дом в пригороде Калькутты Алипуре, создал ей максимум комфорта (слуги и автомобиль с шофером), но Гертруда не смогла забыть своего разочарования.
К тому же ей мешал «прижиться» ревностный католицизм. Через два года миссис Хартли еле переносила жизнь в Индии и не замечала, что ее супругу вряд ли легче. Ежедневное соприкосновение с далеко не идеальной действительностью нарушало его душевное равновесие. В этих условиях мысль о ребенке не очень импонировала Гертруде. Тем более что год назад беременность сложилась неудачно.
Летом 1913 года, с началом тропической жары, Хартли перевез жену к подножию Гималаев, в Дарджилинг. Вечером 5 ноября, когда солнце уже село за вершинами Канченджанги и Эвереста, доктор сообщил ему о рождении дочери. Последние дни миссис Хартли часто смотрела на две могучие вершины: ее «ама» — приглашенная для будущего ребенка няня — сказала, что это принесет младенцу особую, совершенную красоту. Девочку назвали Вивиан Мэри.
Меньше чем через год началась мировая война. Хартли рвался в Англию, но его оставили офицером кавалерийской части — он неплохо разбирался в лошадях. Миссис Хартли с дочерью следовала за пим — в Масури и Утекамунд.
В Утекамунде выступали актеры-любители. Иногда там устраивали детские утренники, и миссис Хартли нарядила дочь дрезденской пастушкой, чтобы та спела детскую песенку. Вивиан вышла на сцену и решительно заявила пианисту: «Я хочу декламировать!»
Неизвестно, сыграл ли этот эпизод какую-то роль в настроениях миссис Хартли, но к концу войны она решительно настаивала на возвращении в Англию. Ей казалось, что настоящее воспитание в Индии невозможно. Она уволила «аму», к которой девочка относилась с раздражающей симпатией, и пригласила гувернантку-католичку. Она хотела бы видеть Вивиан другой.
Вернувшись из армии, Эрнест Хартли уже не играл на сцене: он стал старшим партнером фирмы. Тем более он не мог бросить дела и вернуться в Брайдлингтон.
Миссис Хартли читала дочери сказки Андерсена, «Алису» Льюиса Кэрролла, Чарлза Кингсли и Библию. Вивиан еще не чувствовала божественности Библии и однажды, когда мать решила сообщить чтению большую живость и поделила роли (сама она изображала пророка Даниила, Вивиан — льва), «лев» весьма ощутимо укусил ее. Больше пантомим не было, и любимыми книжками девочки оставались сказки Киплинга и греческие мифы.
Отношения между супругами накалялись. Пуританская «закваска» Гертруды исключала сосуществование с жизнелюбивой натурой ее мужа. Это не могло не повлиять на судьбу ребенка. В 1920 году, когда Э. Хартли получил отпуск и отправился с женой на родину, их сопровождала шестилетняя Вивиан. Гертруда заявила, что отдаст дочь в монастырскую школу: она сама училась в таком заведении и полагала такой выход наилучшим.
Знакомые рекомендовали школу в Рохемптоне, и в марте девочку отвезли для разговора с матерью Эштон-Кейз. Настоятельница нашла девочку слишком маленькой. Испуганный ребенок уцепился за отца. Эрнест Хартли был на стороне дочери: отчаянные просьбы Вивиан отвезти ее назад, в Индию, могли растрогать кого угодно. Увы, Гертруда оставалась неумолима. Она не обращала внимания на отчаяние дочери и на то, что девочка обиделась на отца и перестала замечать его. Она думала о пользе ребенка и приняла решение!
Первые дни в Рохемптоне были отчаянно одиноки. Потом Вивиан стала привыкать. Самая маленькая в школе, она пользовалась покровительством монахинь и подруг. Все знали, что родители этой девочки в Индии (в те годы это было равнозначно расстоянию между Землей и Марсом) и она слишком мала для строгостей Рохемптона.
Так оно и было. Дети не понимали, почему им запрещают мыться нагими — только в рубашках! Почему нельзя ходить в лакированной обуви — вдруг
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (78) »