реакцию вызывает его визит у каждого, на кого пала тень подозрения. Люди повсюду одинаковы.

— Девочке лет шесть? — спросил представитель службы контроля, сводя брови к переносице.

— Пять, — поправила его Катарина.

— Вашей дочери подвластна магия земли? — недоверчиво поинтересовался он.

— Я не замечала за ней никаких признаков дара. Возможно, поэтому она и воображает себя великой магичкой, а истории про безграничную силу так притягивают ее внимание. У соседского мальчишки уже проявился дар воды. Тот не преминул похвастать им перед Элин, вот она и напридумывала ему… — немного помолчав, женщина вздохнула: — Дети. Что тут поделаешь?! Будете сок из кореньев? Он немного горьковат, но очень полезен.

— Вы должны более ответственно подходить к воспитанию своей дочери, — глубоко недовольный тем, что поездка оказалась напрасной, мужчина поднялся и упрекнул, — у нас и так хватает забот, а вы так бездумно забиваете юную голову всякой чепухой. Женщина должна с малых лет знать свои обязанности по дому и хозяйству, а не мнить себя королевой. Быть послушной и чуткой — вот призвание жены. А кого вы из нее растите? — бросил он колкий взгляд на закрытую дверь. — Она лишь разочаруется в жизни, когда столкнется с реальностью, и тогда от сказки, в которой она живет благодаря вам, останется лишь горький пепел. Ни магии, ни осознания своего места в этом мире, ни-че-го! — нисколько не сомневаясь в истинности своих слов, закончил нотацию представитель службы контроля.

Во враждебном действии, которое выдавало крайнюю степень презрения к власти женщин, он потер заостренный угол щетинистого подбородка, напоминающего наконечник стрелы. Взгляд, устремленный на Катарину, стал застывшим, пугающим, змеиным. Мог бы и не стараться — впечатление, которое нужно, гость и без того произвел.

Лицо Катарины тронула легкая вуаль бледности. Она подавила желание поднести пальцы к вискам в надежде хоть немного унять болезненные ощущения.

— Ребенок успеет еще хлебнуть взрослой жизни, так что оставьте детство мечтам и наивности, — твердо, но вежливо вымолвила хозяйка дома. Она не имела права показывать внутренний страх, лишь вынужденную досаду на произошедшее неразумение, ведь цена ее игры непомерно высока… На кону стояла жизнь несмышленой крохи.

— Ваша дочь совсем на вас не похожа, — неспроста обозначил он.

— Она пошла в мужа, хотя у того цвет волос был более насыщен, — без всякого зазрения совести соврала Катарина.

— И что же с ним стало?

— Мужа и родителей убили кочевники, — не в первый раз принялась пересказывать продуманную легенду хозяйка дома. — Мы с братом были в отъезде, возили дочь к городскому лекарю. Вернувшись… — она глубоко вздохнула и с неподдельной печалью опустила глаза, показывая, что не в силах продолжать. — Я не смогла остаться в родных краях, где все напоминало о муже, а брат, должно быть, и по сей день ведет хозяйство в отеческом доме.

— Каким даром обладал ваш покойный муж?

— Воздух, — сообщила тихо, но уверенно, попутно стирая скупую слезу белым платочком.

— А у вас слишком слабый дар земли… Что ж, союзы между представителями разных стихий вполне допустимы, — гость потер бородку костлявыми пальцами (видимо, это нервное) и брезгливо скривил губы. Разговор себя исчерпал. Мужчина подошел к двери из недорогого сорта дерева повсеместного использования, но выходить не торопился.

— Вы замечали у жителей вашей деревни способности, признанные законом как недопустимые?

— Нет, — ровно произнесла Катарина.

— Нет?

— Нет, — надавила она, повторив застывшему на пороге маразматику, склонному к излишним подозрениям.

— Что ж… — незваный гость вышел, так и не попрощавшись. Отвязывая поводья от столба с металлическим кольцом, он мимоходом бросил взгляд на девочку, гоняющуюся за возмущенно кудахтающими курами возле сарая с соломенной кровлей. Вскочил в седло и направил коня прочь. Любопытная толпа, которая успела собраться за неприглядным забором, утопающим в буйной зелени лимонника, внимательно следила за действиями приезжего: как-никак, а представитель СКАД в их деревне впервые и проворонить такое событие… Селяне почтительно расступились, пропуская коренастого жеребца с худощавым всадником.

— Элин? — позвала мама, нисколько не выдавая ни беспокойства, ни радости по поводу того, что беда обошла ее дом стороной. Так же нельзя было прочитать на ее спокойном лице и злости на соседей, ведь именно они явились причиной внимания властей к бедно живущей семье, никому не причиняющей неудобств.

— Я здесь! — прозвенел счастливый голосочек и довольная мордашка вынырнула из-за угла.

— Ну, разумеется, здесь. А вот куры разбежались в разные стороны. Идем в дом.

Мама пропустила меня на кухню и усадила за стол, изрядно вышарканный и потрескавшийся от времени. Катарина заботливо вытащила несколько перьев из моих спутанных прядей и, присев рядом, нежно приподняла мой подбородок, побуждая смотреть ей в глаза.

— Я думала, у нас тобой еще будет время, но все оказалось сложнее… — мама явно раздумывала над тем, как лучше начать беседу. — Послушай меня внимательно, милая. Твой внутренний свет подобен цветку белой лилии. Это энергия эфира — созидательная энергия.

— Это волшебно? — заинтересовалась я.

— Да, моя девочка. Эта энергия есть в каждом человеке, будь он магом или дремом, не наделенным силой, — глубоко вздохнув, Катарина продолжила свой рассказ созидательным тоном, в котором прослеживались невесомые нотки печали. — Благодаря эфиру возможна магия… Элин, ты не обычный ребенок. Небесные старцы позволили тебе работать с эфиром. Словно художник кисточкой, ты способна создавать любые образы. Но если хоть кто-то, кроме нас, об этом узнает, посвященные Совета Судеб заберут тебя у меня. Я не могу допустить этого, не могу позволить им разлучить нас. Иначе…

Не найдя слов, Катарина взяла с полки мою самую любимую тарелку, на которой посреди нежно-розовых цветков миндаля и просыпающейся зелени были нарисованы две маленькие птички, и поставила ее на стол вверх дном.

— Смотри, что ждет тебя, мое милое дитя, если ты не научишься держать свой дар в секрете.

Неожиданно мама ударила по тарелке кулаком. Послышался резкий треск и через мгновение моему взору предстали неправильной формы осколки, безжизненно лежащие на столе.

Я ужаснулась. Самая лучшая мама на свете с такой легкостью разбила так полюбившийся с малых лет предмет! Мои глаза увлажнились и спустя мгновение по щекам покатились крупные слезы.

Крепко прижав меня к себе, мама зашептала:

— Я не смогу уберечь тебя от боли