присаживаются на краешки стульев. Тихоня расплывается в немой улыбке, непривычно блестя глазами.
— Можешь считать, что выцарапался, — торопливо шепчет Гном, — это факт. Если я говорю…
— У него тут мамаша работает. Помнишь? — подхватывает Тихоня. — Она тоже считает, что самое трудное позади. Это главное, старик.
— Я тоже так думаю, — говорит, оживляясь, Подросток.
Гном, тщетно стараясь не шуршать вощеной бумагой, кладет на тумбочку сверток.
— Слоеные пироги. С капустой и с творогом. Если любишь.
Подросток прищуривается, говорить ему трудно. И как-то не хочется.
— Ты только послушай, Амбруш, — уже совсем бойко говорит Гном. — Шеф погорел. Потрясно, а?
— Кто?
— Шеф. Убрали его от нас. Его к людям на пушечный выстрел нельзя подпускать — так директор сказал. Ну, этот… приятель его. Я сам слышал, своими ушами. Старик, теперь ему только машины будут доверять. Ну, что скажешь? Потрясно?
— Потрясно, — еле шевелит языком Подросток.
Гном в восторге.
— Тогда будь любезен, назови мне машину, которую ты решился бы ему доверить, назови.
Гном смеется довольным, счастливым смехом. Тихоня, подавшись вперед, изучающе разглядывает носок ботинка. Он немного придвинулся к койке и все же будто бы отдалился.
— Слышь, Амбруш. Ты на нас обижаешься?
Подросток улыбается уголками губ, лоб его покрывает испарина.
— Нет… не обижаюсь.
— Мы по-свински себя вели.
— Точно, по-свински, — искренне присоединяется Гном. — А вот ты с нами — по-человечески.
Он молча, удивленно смотрит на них.
— Не накапал на нас.
— Меня не расспрашивали, — обманывает их Подросток. Голос его слабеет.
— Нет, какой молодец! — Гном тычет Тихоню в бок.
Тихоня улыбается, хмыкает.
— Ты только не думай, что мы из-за этого торчали здесь целыми днями…
Глаза Подростка отрываются от мальчишек, веки, наполовину прикрывшие радужную оболочку, странно дрожат.
— А ты что, не знал? — неуверенно спрашивает кто-то из них.
Кто — Подросток не разбирает, но поводит глазами: не знал, мол.
— Потрясно, старик, — поражается Гном, голос его снова звучит отчетливо. — Ему даже не сказали! Старик, чтоб мне лопнуть, мы каждый день приходили. Ведь если бы ты дал дуба, то можешь себе представить…
— Не болтай, ты его утомляешь, — одергивает Гнома Тихоня.
Толстяк заикается:
— Извини, Амбруш… Я просто дурак… Идиот, понимаешь? Законченный.
— Все в порядке, — пытается улыбнуться Подросток. К горлу его подкатывает комок, но не от растроганности — недавнее умиленное чувство исчезло. Его мутит от головокружения.
— Серьезно? — с тревогой допытывается Тихоня.
В подтверждение он снова поводит глазами.
— Да ну? — недоверчиво наклоняется к нему Гном. — В самом деле? В порядке?
Тихоня с облегчением ерзает на стуле и подталкивает Гнома под локоть.
— Если в порядке, тогда хорошо.
— Хорошо, — шепчет Подросток. — Все… хорошо…
Он куда-то проваливается.
Сквозь плотные волны накатывающей темноты доносится топот бегущих ног и испуганный мальчишеский вопль. Где-то далеко, недосягаемо далеко, хлопает дверь.
Новая, незнакомая темнота бесцветна. Сплошная, без вспышек и проблесков, она методично, с неторопливой уверенностью окутывает тело Подростка, поднимает его и куда-то влечет, и кажется, что отбиться от нее невозможно.
Но потом она все-таки отступает, застывая в немом, отчаянном ожидании.
ЛитВек: бестселлеры недели
