догадаться. Могила находилась в своеобразном тайнике около того места, где стена часовни соединялась со стеной, отмечавшей границу земель Холла.

На горизонтальной поперечине креста было вычерчено имя:

АДАМ ГЛИНН

Стерлинг указал на землю, и Люк взял у Ричарда Марвина одну из лопат. Здоровяк колебался, поэтому Люк первым вонзил лезвие лопаты в мягкую от дождя землю и начал поворачивать его. Усилием воли Марвин заставил себя присоединиться; он считал очевидным, что если уж ты начал делать какое-то дело, то следует делать его быстро.

Стерлинг поднял фонарь чуть выше, чтобы они могли видеть, что делают, но Люк заметил, как он бросает тревожные взгляды в сторону дома. Кустарник заслонял прямой свет, но невозможно было определить, не заметит ли кто-нибудь на верхнем этаже, случайно проснувшись, слабый отблеск сквозь ветви.

Стена часовни позади могилы озарилась светом, и тени двух гробокопателей плясали на её поверхности, словно силуэты в театре теней. Стена была удивительно чистой, но мрачной и посеревшей от времени. Ее цвет казался не совсем однотонным, но ничего столь же яркого, как белизна светового круга или столь же черного, как мрак пляшущих теней, на ней не выделялось.

— Интересно, был ли тут кто-нибудь до нас, — пробормотал Стерлинг, поглядывая на своих взмокших слуг. — Остен, в конце концов, врач, и он достаточно стар, так что вполне мог покровительствовать похитителям трупов в те времена, когда это было распространенным явлением.

Люк не удостоил ироническое замечание своим ответом.

— Но я полагаю, люди такого сорта предпочитают мясо с гнильцой, — продолжал Стерлинг. — Ну а Чарнли, видимо, сторожили своих мертвецов, пока те уж наверняка не разлагались. Единственный, кого тут легко украсть — это тот, кого мы ищем. Место его захоронения, кажется, вообще не посещалось.

Люк молчал, уделяя все свое внимание работе. Марвин копал с такой яростью, что за ним сложно было поспеть, а Люк не любил казаться слабаком.

Шустрая летучая мышь снова пронеслась над их головами, и Марвин поежился — не прерывая, однако, работу какими-либо бесполезными церемониями. Однако все трое замерли, когда ветви ближайшего тиса внезапно зловеще зашелестели. И опять это оказалась всего лишь сова, возвращавшаяся с охоты. Она не отвела свой бледный лик от света фонаря. Казалось, ночная птица прилетела сюда, чтобы наблюдать за их противозаконным занятием.

Люди продолжали копать настолько быстро, насколько это было возможно. Они углубились в слой коричневой глины, липкой и плотной, но она легко поддавалась острым лезвиям лопат. В земле не было камней, которые могли бы затруднить работу. Всё выглядело так, словно те, кто закапывал могилу, знали, что однажды их работа будет переделана, и решили не осложнять это занятие. Возможно ли, спрашивал себя Люк, что Остен не вполне устоял в своем неверии перед лицом потрясающих заявлений своего пациента? Мог ли Остен предположить, вопреки себе, что Адам Глинн однажды восстанет из мертвых, как когда-то до него восстал Лазарь?

Люк сам до конца не мог в это поверить — и не собирался это делать, пока не увидит, чем все закончится. Он все-таки ощущал, что с большой вероятностью может оказаться в дураках. Поэтому лучше было надеяться на то, что глуп оказался Остен, давший себя провести слабому подозрению.

Стерлинг прислушался к неприятному звуку, который издала лопата Марвина, пробившая последний тонкий слой глины и ударившая о прочную крышку гроба. Мужчины уменьшили размах своих движений, стараясь не повредить гроб, который им ещё предстояло отвезти в город в повозке, ожидавшей снаружи.

Когда они разгребли достаточно земли, Люк наклонился, чтобы определить тяжесть гроба. Гроб был не слишком тяжелым — дешевая конструкция из несолидных тонких досок.

— Осторожней, — сказал Стерлинг, когда Люк и Марвин начали поднимать гроб из ямы. Сердце Люка колотилось в диком восторге, и он догадывался, что сердце Стерлинга бьется точно так же.

Стерлинг отодвинулся, чтобы освободить место Люку и Марвину, поднявшим хрупкий гроб на уровень земли. Надежно установив гроб, Марвин наклонился, чтобы достать лопаты; он подождал, пока Люк выкарабкается из ямы, а затем передал инструменты ему. Люк бросил лопаты на землю и протянул руку здоровяку, помогая ему выбраться из глубокой могилы.

Когда яростный крик неожиданно прорезал тишину, Люк замер. Он почувствовал, что рука Марвина вцепилась в его руку, и едва не позволил парню упасть в могилу. Затем, словно паника придала ему дополнительные силы, он дернул изо всех сил, и верзила с трудом выкарабкался на край ямы. Они вместе обернулись, и Люк увидел, что второй фонарь раскачивается в зарослях между часовней и домом. Два человека спешили через лужайку к арке ворот.

Стерлинг выругался. Было очевидно, что он не знает, как действовать дальше.

— Стена! — воскликнул Марвин, имея в виду стену, которая отделяла кладбище от улицы. Но стена была почти шести футов высотой, и Люк представлял, как тяжело будет перевалить гроб через такую преграду. Одни бы они легко вскарабкались на стену, если бы побег был их единственной целью — но и Люк, и Стерлинг не собирались уходить без своей добычи.

— Поднимите гроб! — приказал их господин. — И будь вы прокляты, если уроните его!

Люк наклонился, но Марвин продолжал неуверенно стоять, и Люку пришлось дополнить указания Стерлинга своим энергичным замечанием. Марвин, наконец, снизошел до их слов и взялся за свой конец гроба, однако когда они подняли ящик, бежать было уже некуда. Двое мужчин достигли ворот, и сердце Люка пропустило удар, когда он увидел, что один из них несет ружье. Это был старый спортивный образец, но ружье есть ружье, и из него можно было застрелить любого из троицы. Люк узнал в одном из мужчин Джеймса Остена и отвернулся, надеясь, что стоит достаточно далеко от фонаря Стерлинга, чтобы в свой черед быть узнанным.

— Стоять! — выкрикнул Стерлинг; тон его быть столь повелителен, что двое и правда замерли. Оба они были одеты совсем не подходяще для ночных вылазок, и стоило им остановиться, как они явно засомневались в собственных намерениях. Остена должен был насторожить тот факт, что на кладбище находились трое, в то время как у его ружья был только один ствол — но доктор все же поднял оружие, угрожая всем троим.

— Не стреляйте, доктор Остен, — немедленно сказал Стерлинг, что было явным безрассудством. — Местный закон не освободит вас от ответственности, что бы я тут ни делал.

Остен являлся человеком науки и рассудка, как и Джейсон Стерлинг, но он был слишком зол и напуган, чтобы сохранять присутствие духа. Доктор прицелился, и Люк был уверен, что он