схвачен. Его узнал и выдал местный житель по фамилии Саржевский. Очевидно, выдавая себя за Гужву, он боялся и хорошо понимал, что мои поиски рано и или поздно приведут к нему.

Танюшин был прав, говоря о том, что Саржевский на допросе сказал не все. Как выяснилось, Матвей попал в руки агента немецкой разведки, некоего Феттера, заброшенного в Волногорск еще в начале войны. Феттер, он же Трубников, собирал данные о лаборатории Иващенко, и именно с его подачи к Волногорску была переброшена дивизия генерала Кенига.

Схватив Петрищева, Феттер с его помощью решил проникнуть в лабораторию Иващенко, которая к тому времени уже эвакуировалась, но Матвей не только отказался быть помощником в этом деле, но и не выдал никаких секретов. Феттер применял самые страшные пытки, но безрезультатно. Ничего не сказав, Матвей Петрищев скончался.

Время шло. Заканчивалась война. Агентура абвера к тому времени перешла к новым хозяевам. Феттер скитался по Южной Америке, когда его нашли и привезли в Европу. И вот, спустя много лет, началась новая операция под кодовым названием «Центавр». План этой операции предложил сам Пауль Феттер, и суть ее заключалась в том, что к Иващенко подсылали человека, который под видом Матвея Петрищева должен был устроиться в институт. Это было удобно: на Родине Матвея, наверняка, забыли, а родственников у него не было. Иващенко вряд ли помнит Петрищева в лицо, зато будет очень благодарен ему за выполненное задание и не откажет в просьбе о приеме на работу. А то, что институт переведут именно сюда, в Волногорск, Трубников не сомневался.

И вот он в Волногорске. Первое же знакомство с обстановкой показало, что о Петрищеве, оказывается, помнят. В музее сохранились некоторые, хотя и весьма скудные, материалы. Трубников похищает фотографии и вынимает из дел оригиналы документов, которые должны были в будущем очень помочь мнимому Петрищеву.

Среди преступников Трубников находит себе сообщника, который еще в годы войны сотрудничал с фашистами. Это Красильников, или Чернявый, как его называли в показаниях свидетели. Красильников выдает себя за корреспондента газеты и забирает документы у Нюры Пасивиной.

Имея оригинал свидетельства о рождении, письма, фотографии, мнимый Петрищев уже может выходить на сцену.

Его высадили с подводной лодки той памятной ночью, когда я с группой товарищей находился на щите. Кстати, в эти же дни я появился и в музее, чем сильно спутал их карты.

Трубников принимает решение уничтожить меня, для чего дает задание Красильникову, который идет на конечную остановку и выводит из строя тормоза автобуса. Только благодаря счастливому стечению обстоятельств я остался жив. Потом он решает скомпрометировать меня возле пивного ларька. Это был довольно изящный ход, потому что Скосырев действительно отстранил меня от поисков, хотя и ненадолго. Что не говори, а устав я нарушил, распивая пиво на улице и приняв участие в скандале.

Но именно этот случай и привлек внимание Танюшина к Трубникову, однако тот решительно ничем себя не выдавал. Когда был выявлен агент, высаженный с подводной лодки и установлена его связь с Красильниковым-Чернявым, казалось бы, круг замкнулся. Агент готовился выступить в роли Петрищева, но Танюшин понимал, что этой двойкой управляет еще один человек — резидент. Кто же он? Может быть, Трубников? Никаких данных, говоривших в пользу этой версии, не было. И тогда решили напечатать статью в газете, которая должна была привлечь внимание всех заинтересованных в деле лиц.

Так и случилось. Когда возле моего дома появились Чернявый, почти все сомнения относительно Трубникова отпали. Как известно, нервы у него не выдержали, и он был разоблачен. На допросе он все время сокрушался:

— Подумать только! Какая-то случайность, мелочь спутала все наши карты. Если бы не зеленый лейтенантик, которому вдруг вздумалось узнать о подвиге Петрищева, операция прошла бы успешно.

— Это не случайность, — ответил ему Танюшин. — В данном случае ваши карты спутал лейтенант Шпилевой, в другом — это была бы медсестра, или рабочий завода или служащий учреждения. Более того, мы ни одного своего героя не забыли и не забудем. Если есть еще подвиги, неизвестные советским людям, то мы о них узнаем. Могу вас в этом уверить.

Вот и вся история.

Галка вышла из больницы, и я скупил все цветы в городе, когда ходил встречать ее. Это был самый счастливый день в моей жизни. Во-первых, Галка снова была со мной, а во-вторых, в этот день открыли памятник Матвею Петрищеву.

Было очень торжественно. При огромном стечении народа в строгом молчании замерли колонны моряков. Группа ветеранов Великой Отечественной войны подошла к памятнику и, медленно сняв покрывало, обнажила на постаменте поблескивавшие золотом слова:

«МАТВЕЙ ПЕТРИЩЕВ. ПАЛ СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ 20 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА».

— Вечная слава герою, отдавшему свою жизнь за Родину! — произнес седой адмирал, и слова его потонули в громких залпах салюта.

Севастополь,1964