и сексуальные фантазии Вадима, и стонать и шептать в ушко, да и много что еще, что она делать в принципе не любила. Хотя, где то она понимала, что вот такая жизнь ей нравиться все больше и больше, и Вадим сам по себе, весьма душевный парень..

   Однако, в общем и целом, ее план работал, она была довольна - все шло ровно, и через год-другой можно будет переходить к основной фазе. Главное, что бы выпады не участились.

   Ева ненавидела бедность, вонь и грязь того старого дома, сарая на задворках Сибирского городка, в котором она провела детство. Нет, где она выжила в детстве. Там остались спиваться в безысходности родители, коих она ненавидела всеми фибрами души. С рождения она не знала что такое ласка, доброе слово, а сказка на ночь - было загадочным явлением, и первую она прочитала лишь в третьем классе. Ее любимые игрушки - спичечные коробки, из них можно строить домики, играть в машинки, кидать в ведро. Ну еще летом -глина. Ее, она ковыряла на заднем дворе, и лепила шары и даже человечка. Шары были интереснее, засохнув, они легко катались, их она запускала в ручей, где они, не спеша плыли и размокали, оставляя коричневые облачка мути - было интересно.

   Родители легко давали пинка, подзатыльник, могли кинуть валенком или поленом. Она была их работницей, обслугой. Наколоть и принести дров, надорваться с ведром воды -ее прямая обязанность. Порой утром, она не могла разогнутся, потому как, притащить восемь ведер воды для десяти лет - непосильная ноша, но родители ходили в баню. После этого сводило руки и в школе, и даже поднять учебник, становилось проблемой. Ее били часто и жестко. Прилететь в угол с разбитой губой или носом, вообще обычное дело, и приходилось пропускать школу, голова не соображала , а за синяки было стыдно.

   И если отца она боялась по причине его неуемной злобы, причем по отношению ко всем окружающим без разбора, то мать она ненавидела просто люто, выедающей ее жгучей ненавистью, ибо та проделывала с ней унижения иного плана, и даже мимолетные вспоминания об этом, бросали ее в пот и к горлу подкатывали волны тошноты и гнева. Порой, она надеялась, что все это - просто сон.

  Она мечтала - что бы родители умерли, и желательно в один день.

   О тех временах, напоминали два выбитых зуба слева, (хорошо что дальние клыки -их не было видно), сломанный нос - отчего заложенность и храп стали постоянными ее спутниками, ну и головная боль естественно. Таблетки не помогали, к боли пришлось привыкнуть, но тревога не отпускала никогда. Она постоянно чувствовала, что, что-то не так. Любая грубость с чьей либо стороны вызывала в ней эту тревогу. Будто рядом где-то ее мать и все начнется заново, будто спичку поднесли так близко и она вот-вот вспыхнет..

   Но, и это не так страшно в сравнении с явлением, которого она боялась, потому как не контролировала. Его она назвала - Туман, или вытекание реальности.

   Это происходило не часто, раз-два в год, в моменты пиковых перегрузок, нервозов, перевозбуждения, стрессов. Неожиданно сжимались внутренности, до дрожи охватывала паника, в глазах белело, темнело, предметы съезжали в сторону, расползались в клочья и реальность разламывалась, растекалось куда то, и она проваливалась во тьму. Позже, когда сознание возвращалось, обычно с утра, она не помнила, где была и что делала. Бывало, что по ночам, просыпаясь в липком поту, она ощущала, как кто-то другой рвется из нее наружу...она бежала на кухню, пила двойную дозу таблеток и мучительно ждала рассвета.

   Последние несколько лет, сознание возвращало ее в мир всегда в одном месте - в старой съёмной однушке, на Заводской улице. Квартиру Ева специально под это держала, Вадиму объяснила просто и убедительно: - Мол, старого друг оставил, сам в Нью-Йорке. Обеспеченный, на аренде не зарабатывает, ЖКХ - копейки, пусть будет пока! Ну и ногтевой сервис, старые клиенты. Что бы чего не случилось во время выпада, Ева поставила на входе мощные решетки, и перед выпадом старалась укрыться в квартире, закрыв решетки электронным ключом.

  .

   В те редкие моменты ее отсутствия, Вадим тревожился, причем сам тому удивляясь. Будучи по характеру мощной смесью нарцисса с трудоголиком, он по умолчанию не переживал о том, что не касалось его лично, но в этом моменте видимо все таки касалось, и он чувствовал что ему не наплевать.

  . Первое время - звонил, искал, потом, привык - не привык, непонятно, но переживал, волновался, терзался сомнениями и размышлениями. Ева не любила объяснятся, говорила про некую процедуру, про восстановление психофизического состояния в частной клинике, где-то за городом. Процедура явно шла на пользу, хотя и занимала пару дней. Ева возвращалась, отдохнувшей, посвежевшей, спокойной и улыбающейся. Темные волосы лоснились, глаза блестели.

  - Санаторий! Витаминов накололи. - Улыбалась обычно. - Ты как?

  - А позвонить можно было? -бурчал недовольный, не выспавшийся Вадим с припухшим лицом, - Всю ночь не спал!

  - Вадюша! - восклицала она и жарко чмокала в губы, и он раскисал, таял, вспыхивал, жадно впиваясь в сухие губы, сжимал в объятиях. Так и жили.

   В один из таких дней, пока ее не было, убираясь в комнате - он залез в ее чемодан. Сам не понимал, зачем? Как он посмел? Почему? Ведь и мысли не было! А тут как током вдарило, прямо вывалилось из неоткуда. - Открой чемодан!

   Шифр осилил за десять минут, подошли четыре цифры старого адреса - дом, квартира.

  - Все как у всех. - Подумал Вадим. - Если не День Рождения, то адрес!

   Потёртый, синий с позолоченными облезлыми застежками дневник, он нашел на самом дне, под обшивкой. Страницы пожелтели от времени, засалены, в пятнах, то ли чай, то ли кофе - не понять.

   Проковыляв на кухню, Вадим налил кофе, и отставив в сторону палку, присел у широченного окна, вытянул искалеченную ногу на низкий подоконник, и начать листать. Первая страница вынесла мозг напрочь. Это было поинтереснее ужастиков Кинга, потому как это была ее жизнь....

   12 апреля. 1990г.

   День Касмонавта. Сказали в школе. Была линейка, потом сматрели кино. А Папа пришел пяный домой. Бил маму и