Николай Тимонович Федоров Рыбалка

Странно… Уж как он море любил, корабли — любой первоклашка знает. Флот построил, шведов прогнал, Петербург на Неве у Финского залива основал… А рыбу не любил. То есть не ел ее. Терпеть не мог. Ему даже из-за этого попы разрешали пост не соблюдать. Что за царь такой русский, который рыбу не любит? Вон в Неве, я читал, больше сорока видов рыбы водится. Тут тебе и судаки, и лещи, и окуни — долго можно перечислять… Непонятно только, куда ж она, эта рыба, сейчас-то вся подевалась?

Я сидел на гранитных ступенях на спуске к Неве уже четвертый час, а в моем полиэтиленовом мешке трепыхались всего пять рыбешек: один окушок, три плотвички и уклейка. Малюсенькая, с мизинец. А вот окушок — приличный, сантиметров двадцать пять… Но это все с утра было, вначале. А потом — как отрезало! Клевала только колюшка. Разве это рыба? Ее даже коты не едят. И место у меня насиженное, и сидел я правильно — все без толку. Что значит правильно сидел?

За моей спиной «горка». Институт горный так многие называют. А по бокам института, слева и справа от входа, древние греки. Изваяния каменные. У них там какая-то древнегреческая борьба развернулась. Так вот надо сесть точно между ними. И не оборачиваться. Тогда хороший клев будет. Должен быть. Только, похоже, не сегодня. Зря я, выходит, школу прогулял. Штаны на холодном камне просиживал.

— Ну что, рыболов, поймал рыбу? — услышал я за спиной Генкин голос.

— А, Геша, ты… Что-то рановато. Я еще тебя не ждал, — ответил я, не оборачиваясь. Мне показалось, что клюет.

— Зинаида последний урок отменила. Комиссия какая-то в школу нагрянула.

— А ты Зинаиде про меня сказал?

— Все сказал, как договаривались: бежал по лестнице, в школу жутко торопился, подвернул ногу, захромал, сидит теперь дома, лед прикладывает…

— Правильно, молодец. Ну, пошли? А то есть хочу — ужас как!

Генка спустился по ступенькам и присел рядом со мной:

— Так ты говоришь, много поймал?

— Я говорю, мало поймал. Почти ничего. Сам посмотри.

Генка заглянул в мешок и брезгливо сунул туда палец.

— Не густо, — сказал он и вытер палец об штаны. — А домой нам сегодня не попасть.

— Это почему?

— Потому. Ключи забыл.

— И мои?

— И твои. Они же на одном колечке.

Тут надо пояснить.

Живем мы с Генкой в одном доме и в одной парадной. Только он на четвертом этаже, а я на третьем. В школу вместе ходим с первого класса. И уроки вместе делаем, и гуляем. Все хорошо. Но тут вдруг начал я ключи от дома терять. Раз потерял, два. На третий мама говорит:

— Вот что, друг сердечный. Отдам-ка я ключи Геннадию. Он человек серьезный, ответственный. Будет тебя после школы домой впускать. Все равно вы всегда вместе ходите — и на уроки, и с уроков…

— А может, ты их просто потерял? — спросил я.

— Да нет, точно дома оставил. Они ж в прихожей на крючке всегда висят. А сегодня, я сейчас вспомнил, на крючок кто-то шарф повесил. Папа, наверное. Ну я и…

— Понятно. Папа виноват. И что теперь делать?

— Вообще-то, мама обещала пораньше прийти. Часов в шесть.

— Во сколько?! В шесть?! — я присвистнул и посмотрел на Генку испепеляющим взглядом. — Да я ж с голоду до шести помру… Ты сегодня в столовку в школе ходил?

— Ну ходил.

— И что ты ел? По пунктам, пожалуйста.

— Да все как обычно. Винегрет, пюре с сарделькой…

— А на десерт?

— Чай с пончиком… — тут Генка почему-то замялся, вздохнул и добавил: — Я еще это… ромовую бабу взял.

— О-о, гурман, гурман, — сказал я злорадно. — А деньги у тебя остались?

— Ага, — кивнул Генка.

— Отлично! Сейчас купим… То есть ты мне купишь… Да, ты мне купишь два пирожка с повидлом и большой свежий бублик с маком. Жить можно!

Генка встал и сначала полез в правый карман брюк, потом в левый, потом полез в карманы куртки, наконец, открыл портфель. Копался он в нем долго, даже учебники зачем-то перетряхивал. В конце концов мне это надоело.

— Ну что, потерял деньги? — спросил я.

Генка виновато захлопал глазами:

— Странно. Может, у меня дырка в кармане?

— Как это «может»?! — начал я злиться. — Дырка — она или есть, или ее нет. Ты же только что по карманам шарил! Ну все, хватит, пошли отсюда.

* * *

Мы вышли на Большой проспект и присели на скамейку. Говорить ни о чем не хотелось. Я злился на Генку, а он… он, наверно, переживал, что так много сегодня накосячил. Хотя переживать-то надо было мне. Ведь это я школу прогулял. И еще неизвестно, как все обернется. Да и есть мне хотелось все больше и больше. Я вдруг вспомнил, что в мешке с выловленной рыбой у меня лежит кусок сырого теста, смешанного с подсолнечным маслом. Я на такое тесто иногда рыбу ловлю. «Уж не съесть ли мне это тесто?» — подумал я. Но тут же вспомнил, что в тесто я добавил вату — чтоб оно на крючке лучше держалось. Вспомнив про вату, есть тесто я расхотел.

Тут Генка толкнул меня в бок:

— Серега, ну-ка погляди во-он туда. Видишь, у гастронома автоматы с газировкой?

— Ну, вижу. Они всегда там стоят. И что?

— Надо поискать около них. Там люди часто мелочь теряют. Я однажды как раз у этих автоматов двадцать рублей нашел. А Витька Клочиков — помнишь, длинный такой, — так тот целых пятьдесят!

— Да ну, ерунда, — сказал я. — Хотя… все равно делать нечего. Пошли.

Мы долго топтались возле автоматов, но так ничего и не нашли. Я уж было хотел вернуться к скамейке, но тут Генка крикнул:

— О! Есть! — он протянул мне раскрытую ладонь, на которой лежал потемневший грязный рубль.

— Ты настоящий друг, — сказал я. — И что делать с этим рублем?

— Ну… — Генка замялся, — коробок спичек можно купить.

— Гениально! Разведем костер и сварим из моей рыбы уху.

— А знаешь, что, — сказал Генка. — Ты это… попей газировочки. За рубль, правда, без сиропа. Но все равно. Может, оттянет маленько.

— Что оттянет? — не понял я.

— Ну, этот твой аппетит. Может, не будет так сильно есть хотеться.

— А давай, — сказал я. — Все равно теперь.

Я сунул рубль в щель автомата, набрал воды и начал пить. Выпить я сумел только полстакана. Вода была очень холодная и какая-то кислая. В носу защипало.

— Не хочу больше, — сказал я и протянул Генке стакан. — На, будешь?

— Не, Серега, спасибо, — сказал Генка, отодвигая мою руку.

— Правильно, он не будет. А меня эту кислую дрянь пить заставляет. Оттянет, оттянет…

— Все, хватит, не ной, — решительно сказал Генка. — Сейчас я тебя накормлю. Ты вот мне скажи: ты черный хлеб любишь?

— Я сейчас все люблю.

— А я