астероидов. Их разместили на трёх научных станциях, расположенных вдали от Земли, Луны и пока ещё неосвоенного людьми, дикого Марса. Доступ к изучению артефактов был открыт учёным всех стран и государств. Советский Союз и Соединённые Штаты образовали международную комиссию по изучению артефактов, но толку вышло не много.

После получения сигнала извне, шары перестали реагировать на входящие воздействия. Один из них таки попытались расколоть, чтобы посмотреть, что находится там, внутри. Приложив очень серьёзные усилия, учёные сумели пробить внешнюю оболочку пучком заряженных частиц. Меры безопасности во время проводимого эксперимента были установлены просто беспрецедентные. Всё через удалённое управление. Ни одного человека на расстоянии в миллион километров от места проведения эксперимента. Думали, рванёт. По крайней мере, энергии потратили столько, что начнись реакция и от станции не осталось бы и обломков крупнее человеческого ногтя.

Не рвануло.

Исследовательский модуль всё равно пострадал, так как учёные постепенно повышали мощность пучка и когда он наконец сумел пробить оболочку шара, он заодно пробил навылет станцию и ушёл в пустоту. Когда советские и американские светила физики осторожно причалили к исследовательскому модулю, они увидели пустую деградировавшую оболочку. Шар лопнул. Удалось показать, что внутри находилось что-то и оно, возможно, имело биологическое происхождение. Состав остатков допускал такую возможность. Но что именно это было, сказать не мог никто. Дальнейших экспериментов проводить не решились и оставшиеся шары заперил на трёх научных станциях превратившихся в хранилища неизвестных и непонятных артефактов. Их обвесили датчиками, окружили системой максимальной защиты и оставили в покое. Но не забыли.

Люди не могли забыть или игнорировать факт существования инопланетного разума.

В конце концов, где-то там были братья.

Или угроза.

Нераскрытая тайна, словно зеркало. Каждый видит в ней самого себя. Кто-то братьев. Кто-то угрозу. Или возможность. Или даже надежду.

Во всяком случае, там ждала тайна. А человек не такое существо, чтобы позволить существовать нераскрытой тайне слишком долго. Впрочем, об этом немного позже.

Мои будущие родители, вместе с экипажами «Луча» и «Рассвета» изрядно помучились, демонтируя тяжёлое вооружение на астероиде-планетолёте. Но эта работа была в радость. Мрачный призрак войны отступил. Заколебался, словно бледный дымок в ярком, летнем солнце. Он не истаял полностью и продолжал маячить где-то на периферии зрения, но больше не стучался в двери и не заглядывал в окна.

Человечество сплотила внешняя причина. Пожалуй, так было всегда и в этом нет ничего необычного. Но всё равно немного странно.

Астероид имени Кропоткиной Кати разобрали на обогатительных фабриках Фобоса и превратили в топливо для искусственных солнц. Для самого первого и для строящегося второго. Концентрированный свет, в виде брусков и стержней хранился на складах, чтобы позже быть доставленным на ускорители частиц и там выполнить своё начертанное людьми предназначение.

Хранился долго. Может быть, искусственные солнца сияли привезённым моими родителями светом в день моего рождения, много лет спустя, после описанных событий. Возможно, они светят им прямо сейчас, пока я заканчиваю повесть о молодости моих родителей. Из переработанного астероида получилось очень много долгохранящегося концентрированного света. И не только из астероида приведённого моими родителями, но и из других тоже.

Мои родители проработали космическими геологами до сорока лет. Они прославились на весь пояс. Они были наставниками молодых экипажей. Они составили подробные карты не одного астероидного скопления в поясе. Они нашли новый, сверхлёгкий металл, позже синтезированный в новосибирских лабораториях по привезённому ими образцу. От второй и до пятой планеты гремели имена моих родителей и других космонавтов их поколения.

А в сорок лет им пришлось проститься с дальним космосом. Ничего не поделаешь, учёные ещё не придумали, как сделать человека вечно юным полубогом. Моим родителям предстояла ещё очень долгая жизнь, но уже на Земле.

И вот тогда появился я, вместе с моими братьями и сёстрами. Хранящиеся в криохранилище частички мамы и папы соединились, зажигая искорки новой жизни.

Вторую треть жизнь мои родители посвятили семье. Воспитали меня, моих сестёр и братьев. Помогли нам найти свой путь и научили идти по нему. Здесь не было громких свершений и дерзких подвигов. Без малого четыре десятка лет спокойной семейной идиллии. Я сказал: спокойной идиллии? Прочитав это братья и сёстры наперебой примутся поправлять меня, вспоминая то случай на ЮнБиоСтанции, то происшествие в Ташкенте, а то мамину конференцию проходившую в Севастополе, уехав на которую она забыла наглядное пособие для своего доклада. И мы всей семьёй, вместе с этим стокилограммовым пособием, вдобавок требующем специального ухода, бросились за ней вдогонку и должны были успеть до того как придёт мамина очередь выступать. То ещё было приключение, учитывая, что папа даже не знал чем нужно кормить это наглядное пособие.

Я только хотел сказать, что это были наши, семейные приключения и шумихи в мире они не произвели. Хотя, кажется, после случая на ЮнБиоСтанции, когда мы ловили разбежавшийся логмоидов, про папу написали на новостном портале как про человека первого заметившего побег логмоидов из клетки и решительными действиями не допустившим паники. У меня до сих пор на левом плече остался след от укуса самого злобного логмоида. Можно, конечно, убрать. Но пусть пока остаётся. Тонкая неровная ниточка, словно руническая вязь.

Так прошла вторая треть жизни моих родителей — в семейных заботах. Тихая снаружи (правда, если вспомнить логмоидов и мамину севастопольскую конференцию…) и бурная изнутри.

Что сейчас делают мои родители? Мама, наверное, как обычно наводит шорох в институте, на кафедре создания и настройки замкнутых микролиматических систем. А отец последнее время увлёкся исторической реконструкцией. То начнёт строить дом-музей из настоящего дерева. Такой, под старину и по старинным же технологиям. Их в клубе человек двести наберётся, подобных реконструкторов. Или, с пятнадцатой попытки, сделают ладью по чертежам чуть ли не древних викингов и учатся навигации, то и дело черпая воду бортом даже при спокойной погоде. Мама хмурится, а отец только усмехается — когда ещё мужчине можно почудить как не в девяносто четыре года. В сто с лишним придётся согласовывать подобные эскапады с врачами из института геронтологии, а пока грудь