class="book">— Она из города.

Теперь, когда она была в вертикальном положении, Ноэль смогла разглядеть и его. Он словно заполнил комнату своим присутствием, казалось, из-за него она даже стала меньше. Его одежда была такой же странной, как и у Лекс — сшитая из денима и кожи и усеянная серебряными и стальными пряжками. Его предплечья были покрыты вязью татуировок, их темные линии вернули ей разрозненные воспоминания.

Каменное лицо охранника, вышвырнувшего ее за городские ворота.

Наркотик в напитке и мужчину, который преследовал ее.

И подхватившие ее руки.

Ноэль уставилась на него.

— Ты спас меня.

Его глаза расширились в легкой панике.

— Хм, нет. Ты просто свалилась мне в руки.

Но он поймал ее. Он не оставил ее на улице, на растерзание гиенам, шныряющим меж Секторов. Он не причинил ей вреда. А паника в его взгляде заинтриговала ее — словно он не ожидал от нее воспоминаний, словно думал использовать ситуацию иначе. Превратить ее благодарность в обязанность, чтобы она почувствовала себя в долгу. Она почти предположила, что так и будет.

Но мужчина не сделал ничего подобного. Он просто поступил по совести, ничего не требуя взамен.

— Спасибо, что поймал меня.

Лекс закрыла лицо руками и пробормотала что-то себе под нос.

Дверь открылась и хлопнула достаточно сильно, чтобы сердце Ноэль подскочило. В комнату шагнул мужчина чуть старше Джаса на вид, одетый в кожаный жилет, оставляющий обнаженными татуированные руки. Он уставился на ее спасителя раздраженным взглядом.

— Джаспер, ты заноза в моей заднице.

Тот поднялся.

— Да ладно, Даллас. Ты бы сделал то же самое.

— Даст Бог, мы никогда не узнаем. — Он ткнул пальцем в Ноэль, и этот жест был одновременно угрожающим и полным досады. — Три вопроса. Тебе стоит честно ответить на них, или я вышвырну тебя на улицу.

На улице ей не особенно везло. Ноэль сплела пальцы, чтобы скрыть дрожь.

— Отвечу честно, — пообещала она.

— Хорошо. — Он начал отсчет, загибая пальцы. Первый. — Твой отец — говноед Эдвин Каннингэм?

Стыд обжег ей щеки, боль впилась когтями в грудь.

— Да. Хотя он, наверное, уже начал процедуру отчуждения меня от семьи.

Ворча, Даллас загнул второй палец.

— Твое досье говорит, что за тобой — два проступка. Что ты натворила?

О, нет. Она не могла признаться в этом перед Лекс и, конечно, не перед своим спасителем. Не перед Джаспером. Чувствуя, как к бурлящему внутри стыду присоединилось еще и унижение, Ноэль уставилась в пол и заставила себя ответить.

— Хранение и употребление алкоголя и… — Слово застыло у нее на языке. Но она должна была сказать. — Распутство.

Тишина. Затем Лекс покачала головой и с отвращением фыркнула.

— Сборище дерьмократов. — Она повернулась к Далласу, расправив плечи. — Она может остаться со мной, пока не встанет на ноги.

— И третий вопрос. Посмотри на меня, Ноэль Каннингэм.

Подчиняясь силе его голоса, Ноэль подняла взгляд. У мужчины были стальные глаза, соблазнительные и неотразимые одновременно, и ей пришлось бороться с собой, чтобы сосредоточиться на словах.

— Хочешь, я посажу тебя на автобус прямо сейчас и отправлю прочь, в коммуны? Если нет, то лучшее, что я могу предложить тебе — недельный испытательный срок под началом Лекс. Я не собираюсь нянчиться с несчастной крошкой из Эдема, ожидая, пока она придет в себя. Выбирай: неделя здесь или автобус на фермы?

Два варианта. Две жизни. Фермы могли убить ее. Там есть препараты, способствующие зачатию — Эдем противопоставлял им контрацептивы, борясь с перенаселением. В городе ценились ресурсы, а в коммунах дети сами были ресурсами. Распутство не было тут грехом, но секс был приемлем только как средство, обеспечивающее сильное потомство, которое будет работать на земле и обогащать тех, кто владеет этой землей.

В Эдеме это называлось благородным делом. Почетным. Тяжелая работа тела обогащала заключенный в нем дух — и после смерти наградой была вечность.

В Секторах о богатстве духа не шло и речи. Банды за пределами Эдема знали тысячу возможностей для греха и — по словам отца Ноэль — десять тысяч способов обеспечить себе место в аду.

Если бы она была праведницей, для нее существовал бы только один возможный выбор.

Если бы она была праведницей, она осталась бы в Эдеме.

— Я не хочу ехать в коммуны.

— Хорошо. — Даллас ткнул пальцем в Лекс. — Покажешь ей все. Если до конца недели она не загорится желанием драить барные стойки или заниматься уборкой в доме, или на мужиках прыгать, она уйдет.

— Хрен там, — вежливо отозвалась Лекс.

— В любое время мой хрен к твоим услугам, любовь моя. — Он ткнул пальцем в Джаспера. — Ты, вон. На складе разгружают кое-что, проследи.

— Сделаю. — Джаспер замялся. — Если ей что-нибудь нужно…

— Ей не нужно, — перебила Лекс. — А теперь убирайся.

Когда дверь захлопнулась за его спиной, Лекс опустилась на стул напротив Ноэль.

— Не надоело таращиться, Даллас? Я уже поняла, что тебе нравится.

Даллас оглядывал обеих женщин раздевающим взглядом — и Ноэль подумала, что, представляя ее и Лекс голыми, он явно наслаждается. Он медленно улыбнулся и шагнул к двери.

— Ладно, в другой раз. Пусть Эйс поработает с ней, но без наручников. Подождем, что будет через неделю.

Он захлопнул за собой дверь. Ноэль выдохнула и посмотрела на Лекс, стараясь не смущаться.

— Наверно, ты думаешь, что я — глупая наивная дурочка.

— Конечно, так и есть. — Лекс откинулась на спинку стула и скрестила ноги. — Ты из города. Здесь тебе не позволят заниматься чем-то еще.

Никакого осуждения, по крайней мере, и, возможно, даже немного сочувствия.

— Я хотела бы, конечно. Но, наверное, такое желание и вправду глупое.

— Только если ты думала, что, сказав об этом, что-то изменишь. — Лекс достала из ботинка маленький серебряный портсигар. — Немного правил. Первое. Единство — важнее всего. Мы выживаем, потому что держимся вместе — без исключений. Если ты хочешь присоединиться, тебе придется внести свою лепту, но в конце концов все будет не так уж и плохо.

Драить