револьвер и обойму, наконец нашел и попытался стряхнуть с них песок.

— Думаю, нам лучше вернуться к машине, — предложила Хильда.

— Нет, дальше я пойду пешком, — покачал головой Конн. — Это недалеко… в каком-то смысле. — Он взвалил на спину тяжелый рюкзак, мгновение помедлил, а потом вдруг схватил Хильду за руки и слегка встряхнул. — Ты должна понять, — сказал он. — У меня нет другого выхода. Я не могу поступать так, как мне заблагорассудится… на мне лежит огромная ответственность.

— Не говори ничего. Оправданиями ничему не поможешь.

— Ты просто не можешь понять…

Хильда высвободилась из его рук и попыталась взобраться по склону песчаной ямы. Конн помог ей. Они стояли посреди лужайки, чувствуя, как вечерний ветерок обдувает их липа.

— Послушай меня, — вновь заговорил Конн. Он достал ключи от своего автомобиля и протянул ей, — Это от машины. Она теперь твоя. Мне она больше не понадобится. Хильда, я вовсе не так хотел с тобой попрощаться. Я думал, что мы приедем на место и я тебе все объясню. Если бы ты увидела мой аппарат, возможно, тебе легче было бы понять. Может быть, так, в конце концов, и лучше. Здесь мы расстанемся. Ты поедешь обратно в город, ненавидя меня. Но очень скоро ты забудешь…

Хильда молча взяла ключи, презрительно глядя на него, и неожиданно ударила его по лицу. Щеку обожгло. Конн криво улыбнулся.

— Ладно, — сказал он. — Прощай…

Конн направился к холму, внутри которого находился аппарат. Пройдя десяток шагов, он обернулся и увидел в полумраке силуэт Хильды. Еще через десять шагов он услышал ее крик:

— Дэвид!

А потом снова, уже другим, радостным голосом:

— Дэвид!

Ему показалось, будто мимо него пронесся порыв ветра — словно его собственный призрак возвращался к Хильде.

Больше всего на свете Конну сейчас хотелось вернуться к ней.

«К черту Данбара и мой долг перед ним, — подумал он. — К черту аппарат — пусть сгниет навсегда. К черту все на свете, кроме Хильды…»

Но до восьми оставалось двадцать минут, а дисциплинированность была одним из его врожденных качеств. Конн пробрался сквозь заросли у подножия холма и начал подниматься по склону.

С каждым шагом этот столь понравившийся ему мир уходил все дальше в прошлое. Впереди ждало его собственное время — время, которое должно было наступить через тысячу лет. Та же Земля, но — мир многоэтажных городов и гигантских лабораторий, огромных машин, преобразовавших землю, и грохочущих ракетных кораблей, пронзавших небо.

Конн представил себе размеренное существование, к которому он возвращался, и вздохнул. Жизнь была слишком спокойной и легкой. Слишком мало работы, никаких волнений, приключений или опасностей. В этом грубом мире прошлого, который он покидал, Конн нашел все то, к чему стремился. Нашел и потерял девушку, которая в отчаянии звала его, а он уходил… девушку, чьи крики смолкли тысячу лет назад.

Дэвид добрался до вершины холма. Сердцевина его состояла из сплошного гранита, древнего, как вечность, — об этом позаботился Данбар. Конн осторожно опробовал ногами землю, пока не нашел мягкий участок, и начал энергично копать. Наконец из-под земли появилась панель с кнопками. Он набрал нужную комбинацию и выпрямился.

Круг дерна диаметром в ярд медленно ушел вниз, унося с собой и его. Круг опустился на пятьдесят футов, и перед Конном появилась узкая стальная дверь, вделанная заподлицо в стену шахты. Открыв ее, он шагнул внутрь и нажал кнопку, расположенную высоко надверной раме. Земляной круг стал подниматься наверх.

Конн закрыл за собой дверь и включил свет. Перед ним сиял аппарат — хитросплетение соленоидов и селеновых генераторов, сверкавшее так, словно Данбар собрал его полчаса назад. Он посмотрел на часы. Без пяти восемь. Данбар дал ему строгие указания вернуться самое большее через год. Энергия аккумуляторных батарей иссякала от бездействия. Сейчас она была на пределе. Еще один день задержки, и возвращение стало бы невозможным.

Конн поспешно проверил записи и образцы, упакованные в рюкзак. Под ними лежали коробки с отснятыми им кинопленками. Он забросил рюкзак на спину, проверил показания приборов, потом шагнул на небольшую платформу в середине аппарата и протянул руку к огромному рубильнику.

«Я дурак, — подумал он. — Мое место здесь. Я нужен Хильде. То, что нам удалось отбиться от одной группы нацистских агентов, вовсе не означает, что ей больше ничего не грозит.

Почему, собственно, меня должны волновать нацисты? Все это в прошлом и забыто. С демократией ничего не случится. Последние остатки фашизма будут уничтожены в 1945 году — четыре года спустя. Хильда станет старше. Возможно, она выйдет замуж и у нее будут дети. Возможно, иногда она будет вспоминать „репортера“, с которым познакомилась в канун нового, 1941 года. Возможно, она будет думать, что он ее бросил.

Я не принадлежу к мертвому миру прошлого. Почему же я не радуюсь? Я возвращаюсь к своей семье и друзьям. Я из мира 2941 года. Данбар ждет моего отчета».

Наступило восемь часов. Конн дернул рубильник, и рев машины заглушил его проклятия.

2

Путешествие на тысячу лет сквозь время заняло меньше пяти секунд. Конн стоял на платформе, с нетерпением ожидая, когда иссякнут остатки исходящего из шахты излучения. Соленоиды все еще издавали тихий писк, подобный затухающим звукам сирены. Затрещали контакты, по медленно вращающимся генераторам пробежали фиолетовые отблески. Это были последние капли могучей энергии, забросившей его на тысячелетие вперед в потоке времени.

Конн сошел с платформы и посмотрел на датчик заряда аккумулятора. Стрелка зависла над красной отметкой — энергии хватило едва-едва. Устало подойдя к двери, он отодвинул тяжелую стальную панель.

Конн снова нажал на кнопку, и вскоре к нему стала опускаться круглая пластина. Наверху виднелось пятно бледного света. Там должна была находиться старая лаборатория Данбара, построенная на вершине гранитного утеса. Вероятно, там был и сам Данбар, нетерпеливо расхаживавший по мраморному полу; возможно, прошло уже минут пять с тех пор, как Конн отправился в путь. Дэвид вспомнил огромную лабораторию, ее сверкающие стены и высокий потолок.

Прежде всего он поприветствует Данбара. А потом первым делом выйдет на балкон и посмотрит на восток, где когда-то было поле для гольфа, и еще дальше, туда, где уходила в сторону Нью-Йорка серебристая лента Меррик-хайвэя. Теперь же там не будет ничего, кроме рядов тянущихся на целую милю вверх зданий. Нет, в его время больше не существовало зелени и лесов. Лишь уходящие вдаль миля за милей башни из стали и мрамора и лишь кое-где — тщательно оберегаемые