На Шпрее

Уверенность в своих силах достигается путем долгих постоянных побед.

Лиза, Елизавета, натуральная, что называется — стальная, блондинка, летит из Москвы в Берлин. Лизой зовет ее только отец, для остальных она Бетти — энергично, весело, имя Бетти ей очень идет.

Мысль про уверенность в своих силах принадлежит Капабланке — все равно перед Бетти ни один Капабланка б не устоял: короткая стрижка, длинные сильные ноги, и руки сильные, мускулатура вообще очень развита, черная блузка, светлые брюки в обтяжечку, совершенно плоский живот, на шее — татуировка абстрактного содержания. Если б не горизонтальная складка на лбу, про Бетти можно было б сказать «породистая», но она ведь не лошадь, не арабский скакун, чтоб у нее недостатки выискивать. В любом обществе, даже таком случайном, как самолетное, она на себя обращает внимание. Красивая взрослая женщина, трезвая, эрудированная, Бетти — руководитель проектов, второе лицо в очень известной компании. Увлечена собой, не без этого, но кто на месте Бетти не был бы увлечен?

В полете Бетти читает толстый журнал, серьезный, хотя и глянцевый, она читает у них все подряд — и аналитику-публицистику, и художественное. В рассказе, местами грустном, местами смешном, описана свадьба: женятся математики. Невеста впервые встречает собственного отца — тот и понятия не имел о существовании дочери: случайная связь, мимолетный роман. Тут же, на свадьбе, у отца с матерью происходит повторное замыкание, теперь уже, наверное, не столь короткое, все запутывается, и про гостей-артистов смешно, имена подобраны с юмором, как у Моцарта: Бетти и в опере разбирается, сегодня она пойдет в нее — не одна пойдет, не одна. В Берлине всегда есть возможность послушать хороший концерт или оперу, все такое, культурное, из-за падения стены здесь удвоилось — есть из чего выбирать, и, по отзывам, восточное часто не хуже западного. А рассказик — не успела его дочитать — и правда, забавный и своевременный, как бы и про нее.

— Что привело вас в Берлин?

Офицер-пограничник обращается к ней по-английски, она отвечает ему по-немецки: приехала повидаться с сестрой.

— Молодцы девочки.

Еще бы не молодцы, он даже не знает, до какой степени молодцы. Долго, однако, он Бетти разглядывает: не документы и не лицо — шею, грудь. Как зовут сестру, спрашивает, и давно ли они не виделись? — Сестру зовут Эльзой, а не виделись — да, порядочно. Бетти весело, у офицера тоже настроение хорошее, бац-бац — печати поставлены — добро пожаловать в ФРГ.

— Фридрих-фон-Шиллер-аллее, четырнадцать, — произносит она с удовольствием, когда залезает в машину. — «Кремер и Кремер», товары для верховой езды.

Улыбнулась, вспомнила, как отец провожал ее:

— Лошадь Pferd, конь RoЯ, существительные пишутся с большой буквы. ЦК решало и не такие вопросы, — выражение это он часто использует в затруднительных случаях. На прощание долго мял ее, обнимал.

Быть молодой, свободной, сильной, красивой женщиной — есть ли на свете состояние счастливее! В жизни Бетти мужчины присутствуют — как без них? — но никого она рядом с собой дольше чем на несколько месяцев не задерживает. Очень уж они какие-то все у нее спортивные — спорту Бетти не враг, он учит работать, преодолевать препятствия, но для серьезных, что называется — длительных, отношений хочется большего: артистизма, веселья, ума, наконец. Это не принцип, не мужененавистническая — тьфу, и не выговоришь — философия, нет у нее философии: живи и давай жить другим.

— Мы не спешим, не правда ли? — обращается Бетти к водителю: тот совершил слишком резвый маневр. На эту самую Шиллер-аллее ей надо приехать к шести, к закрытию.

Таксист — скучный, неаккуратно выбритый, одутловатый дядька за пятьдесят. Спросив имя, она немедленно его забывает: Гюнтер вроде бы. Из ГДР. Она, кстати, думала, только турки и русские водят в Берлине такси. На всякий случай спешит сообщить ему: она сама русская. — Он принял ее за голландку, даже швейцарку. — Прекрасно, пусть этот Гюнтер теперь ее просветит, немножко покажет город: Бетти хочется полюбить Берлин. Она исполнена благожелательности.

В Берлине теплее, влажнее и как-то темней, чем в Москве. Небо серое, дождя нет. Справа — новый аэропорт Бранденбург: строят, строят его, всё никак. Пока любоваться не на что.

Возвращаясь к спорту: плавать ее научил отец, плавать Бетти умеет столько, сколько помнит себя — как читать, разговаривать, — фехтованию, бегу и верховой езде научили в секции, и стрельбе — тоже там, современное пятиборье — спорт высшей гармонии. Наибольшее удовольствие доставляли, конечно же, лошади. Пятиборье, однако, пришлось оставить — и как раз из-за них, лошадей: в конюшне у Бетти слезились глаза — на сено реакция, аллергическая. Ушла в синхронное плавание, над водой свои ножки показывала, на радость родителям, в особенности отцу. Прошлое его, до женитьбы и до ее рождения (Бетти была довольно поздним ребенком), связывалось в ее детском воображении с водой, с большой водой: отец окончил Московский университет, факультет географии, знал языки — немецкий, английский, сербский, арабский (последний, что называется — со словарем) и превосходно плавал — даже теперь, в свои семьдесят, ходил на Москву-реку с середины мая и по сентябрь и в бассейн в остальные месяцы.

За окном все пока что довольно бессвязное, налепленное кое-как. Много нового, бетонно-стального, стеклянного. Берлин — город незавершенных идей, неосуществленных возможностей. Вот Карл-Маркс-аллее, таксист прерывает молчание, показывает: дома, где жили гэдээровские начальники. Окна побольше, балконы пошире, но по нынешним временам зрелище жалкое. Подобной архитектурой Бетти не удивишь: дом улучшенной планировки, она росла в таком, в Строгино, отец и теперь там живет, и мама жила до последнего времени.

Бедная мама, ни с того ни с сего умерла. Легла подлечиться в больницу — скорее, проверить здоровье — и умерла. Бетти с отцом теперь к русским врачам относятся с подозрением.

Ладно, не будем о грустном. Бетти несколько лет назад переехала в центр, на Остоженку. Первые шаги свои в бизнесе она — что скрывать? — совершила с отцовской помощью, он познакомил ее с правильными людьми, дальше — только сама. Кому достигать высот, как не ей, Бетти, — с ее умом, знанием нескольких языков, внешностью? Не так уж отец и помог, не стоит преувеличивать.

За этими мыслями Бетти не замечает, как они оказываются в западной части города. Как же странно устроен Берлин: проспекты, которые никуда не ведут, заканчиваются не площадями, не какими-то монументальными зданиями, а часто — ничем. Театры, концертные залы, посольства,