расхохотался:

— Дорогой мой премьер-министр, а разве вы сами когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажете?

Все еще продолжая посмеиваться, Фадж бросил в очаг щепотку какого-то порошка, шагнул в изумрудно-зеленое пламя и исчез. Эдвард стоял столбом, сознавая, что никогда, ни одной живой душе не отважится проронить хоть слово об этой встрече, потому что — кто ж ему поверит?

Он долго не мог оправиться от потрясения. Поначалу пытался убедить себя, что Фадж на самом деле всего лишь галлюцинация, вызванная недосыпом, накопившимся за время трудной предвыборной кампании. В тщетной попытке избавиться от любых напоминаний об этой неприятной встрече он подарил тушканчика племяннице, которая пришла от зверюшки в полный восторг, а затем приказал своему личному секретарю убрать из помещения портрет безобразного человечка, возвестившего о прибытии Фаджа. Но, к большому огорчению премьер-министра, удалить портрет оказалось невозможно. Его поочередно пытались снять со стены целый отряд плотников, несколько строительных рабочих, искусствовед и канцлер казначейства, но успеха не добились. В конце концов, премьер-министр махнул рукой и просто стал надеяться, что в течение оставшегося срока пребывания в должности мерзкая штуковина будет хранить молчание и неподвижность. Порой он готов был поклясться, что видел краешком глаза, как обитатель картины зевает или почесывает нос, а один или два раза тот просто уходил из рамы, оставляя грязновато-коричневый холст совершенно пустым. Но премьер-министр приноровился пореже смотреть на картину, а в случае чего, твердо говорил себе, что это просто обман зрения (2).

Но вот год назад, в очень похожий вечер, когда премьер-министр сидел один у себя в кабинете, портрет вновь объявил о посещении Фаджа, который тут же и выпрыгнул из камина, промокший насквозь и в состоянии полнейшей паники. Не успел премьер-министр поинтересоваться, чего ради гость поливает водой ценный аксминстерский ковер, как Фадж вытащил волшебную палочку, создал прямо из воздуха два больших бокала с янтарной жидкостью, сунул один в руку премьер-министру и пододвинул себе стул, после чего понес дичайшую околесицу про тюрьму, о которой премьер-министр в жизни своей не слыхал, про человека по имени Сириус Блэк и про какой-то неведомый Хогвартс. Все это ровно ничего не говорило премьер-министру. Фадж рассказывал о войне в волшебном мире, которую развязал некий маг, настолько ужасный, что волшебный министр даже имени его произнести не решился. Рассказал о тюрьме для волшебников, о стражах этой тюрьмы — кошмарных тварях, с которыми не пожелал бы встретиться ни одни нормальный человек, и Каллаган впервые задался вопросом «насколько нормален и если уж на то пошло демократичен этот волшебный мир, если их преступников охраняют монстры, высасывающие душу?».

Это же дикость какая-то!

А призраки в школе для детей?

Нормально ли они там живут в этом своём мире?

Каллаган тряхнул головой. Условие было «живи и дай жить другим». Ну что же. Пока всё это безумие не касается нормальных граждан Соединённого Королевства, он мог закрыть глаза на странности волшебного мира.

Спустя почти три часа разъяснений, оказалось, что все, о чем просил Фадж это распространить объявление о побеге опасного преступника и среди магглов тоже, чтобы этому Блэку негде было укрыться. Каллагана не особо интересовали внутренние неурядицы волшебников, но он согласился помочь волшебному министру, в надежде, что на этот раз его оставят в покое. По крайней мере, покидая его кабинет, Фадж обещал, что не потревожит его более.

Что же. В какой-то мере, это действительно было так.

Человек, что возвышался над ним сейчас, Фаджем явно не был. И если Каллаган хоть что-то и понимал в устройстве магического мира, он мог допустить, что этот человек вообще не имел никакого отношения к Министерству магии.

Премьер прочистил горло и поднялся на ноги, поправляя очки, чудом не слетевшие с носа во время падения. Он вернулся к столу, на ходу поправляя галстук и пытаясь придать своему лицу по возможности непринужденное выражение, будто ему все нипочем. Незнакомец, чуть склонив голову к плечу, наблюдал за ним, словно давал время перевести дух и прийти в себя.

Стараясь двигаться максимально неторопливо и уверенно, Эдвард опустился в своё кресло и, сцепив руки замком, сухо поинтересовался:

— Чем могу помочь, мистер?..

Мужчина хмыкнул.

— Имя моё вам знать совершенно необязательно, — он в два шага преодолел расстояние, отделяющее его от рабочего стола министра, и плавно опустился в гостевое кресло: — Есть вещи более насущные.

— Например? — всё так же спокойно уточнил Каллаган. От всего этого сумасшествия у него уже начала болеть голова, а человек напротив, казалось, вообще никуда не торопился и лишь с насмешкой разглядывал лицо министра.

— Уж не знаю, насколько хорошо вас проинформировали, но все же шутки ради спрошу, — сказал незнакомец, — говорит ли вам о чем-нибудь имя Волдеморт?

Эдвард моргнул.

— Полагаю, что нет, — верно расценив его молчание, заключил незнакомец. — Среди нас его имя произносить боятся.

Каллаган застыл, начиная понимать, о ком сейчас пойдет речь. Подобного поворота в разговоре он не ожидал.

— Кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите, — прочистив горло, признался он.

— О, тогда это во многом облегчает мою задачу, — собеседник почти радостно улыбнулся. — Видите ли, совсем недавно мой господин вернулся из небытия, и в мире магии грядут любопытные события.

— Ваш… господин? — помедлив, переспросил Эдвард. — Не значит ли это, что вы один из этих волшебных террористов… как вас там… Пожиратель смерти, так?

«Что там к Дьяволу происходит в этом волшебном мире?!»

— О, да вы, я смотрю, куда лучше осведомлены о нашем мире, чем я полагал, — одобрительно заметил незнакомец.

— Я полагал, что Волдеморт мёртв.

— Уже нет, — мужчина улыбнулся. — Он вернулся и вскоре в мире магов начнётся новая война.

— Это весьма печально, но причем, позвольте спросить, здесь я?

Каллаган осторожно скосил глаза на волшебный портрет, в тайной надежде, что человечек на картине слышит разговор, но к его разочарованию холст был пуст. Заметив его взгляд, мужчина напротив лишь насмешливо улыбнулся.

— Не стоит отвлекаться, достопочтенный первый лорд