великой учтивостью, церемониями и триумфом» надел на Сигизмунда украшенную драгоценными камнями шапку Гедимина. Дворный маршалок Михаил Глинский, присягнувший вместе с другими вельможами на верность новому государю, подал Сигизмунду (в украинской и белорусской традиции Жигмонту) меч. Знаменательно, что вопреки Мельницко-Петроковскому договору, обязывавшему литовцев и поляков не выбирать монарха без уведомления другой стороны, новый повелитель Великого княжества был избран без консультаций с Краковом. По мнению Э. Гудавичюса влиятельная верхушка Рады панов стремилась таким образом подчеркнуть полную независимость страны от Польши. Впрочем, добавляет литовский историк, действуя самостоятельно при выборе своего монарха, «литовская знать понимала, что поляки сами не замедлят избрать Сигизмунда королем». Таким образом, очередная демонстрация литовской стороной своей независимости не означала разрыва политического и военного союза с Польским королевством.

Характеризуя личные качества великого литовского князя Сигизмунда, следует отметить, что на престол в Вильно был избран зрелый достигший почти сорокалетнего возраста человек. По описанию польского автора Е. Бэсаля, новый повелитель Литвы был высокого роста, красив и «…даже, когда прибавил в весе, обращал на себя внимание статным видом и лицом, обрамленным большими бровями, с грозным взглядом и естественным румянцем — в то время признаком крепкого здоровья, в том числе и психического»^[1]. За время проживания в столице Венгрии Вуде младший Ягеллон стал ценителем жизни в разнообразных ее проявлениях. Известно, что Сигизмунд пользовался услугами повара-венецианца и даже зимой ел персики и другие фрукты, присылаемые ему монахами. В поездки он неизменно брал с собой мешки с перцем, корицей, шафраном, изюмом, миндалем, гвоздикой, различными кореньями и, «диковинку из диковинок — сахар из сахарного тростника!» Ко всему этому добавлялось еще несколько десятков фунтов сладостей.

В юности Сигизмунд, единственный из сыновей Казимира IV не попавший под влияние матери, был отдан на воспитание не отличавщемуся особой строгостью Яну Длугошу. В результате, продолжает Бэсаля, будущий монарх прошел естественный путь от веселого юноши, который «…вдоволь повеселился во время застолий с участием девиц, до степенного, ответственного мужчины. С того времени у него уже не возникало нужды участвовать в пиршествах, вести войны и доказывать себе что-либо». Эта уравновешенность характера выгодно отличала Сигизмунда как от его неуемного брата Яна-Альбрехта, которого в детстве и ранней молодости ограничивали во всем, так и от немногословного, стеснительного. Александра. К тому же, как человек, высоко ценивший радости жизни, Сигизмунд не считал войну своим призванием, что позволило знавшему его лично М. Бельскому заметить: «К битвам рвения не проявлял». Вместе с тем младший Ягеллон хорошо разбирался в экономике, читал и визировал акты как на латинском, так и на русинском языке и по мнению Гудавичюса «…неплохо ориентировался в человеческих качествах, умел прибегать к необходимым мерам, не оставлял государственных дел ради развлечений, а роскошь сочетал с гигиеной (каждую неделю купался и менял белье)». В годы своего правления Сигизмунд соберет в Вильно большую библиотеку, среди книг которой было 33 книги на русинском и только одна на польском языке, станет приглашать в Литву художников, скульпторов и архитекторов. В историографии его зачастую именуют «Старым», но появление такого прозвания связано не столько с возрастом, в котором Ягеллон взошел на престол, как поясняют некоторые авторы, сколько необходимостью отличать Сигизмунда от его сына Сигизмунда II Августа, ставшего великим литовским князем и польским королем еще при жизни отца. Но произойдет это значительно позднее, а к моменту провозглашения Сигизмунда повелителем Литвы он, несмотря на солидный возраст и трех внебрачных детей от своей многолетней любовницы Катаржины Тельничанки^[2], не был женат и официальных наследников не имел. Заметим кстати, что после избрания Сигизмунда литовским монархом его связь с Катаржиной не прервалась. Тельничанка с детьми последовала за Ягеллоном, и в дальнейшем он будет продолжать заботиться о своей «неофициальной семье».

Следует также отметить уважительное отношение, которое младший Ягеллон продемонстрировал в начале своего правления по отношению к вдове брата Александра, великой княгине Елене. По сведениям митрополита Макария (Булгакова), автора изданной в 1888 г. двенадцатитомной «Истории Русской церкви», уже в январе следующего года новый государь «…пожаловал ей в пожизненное владение свой замок Вельск с городами Суражем и Брянском, со всеми боярами, слугами и людьми Бельского повета, со всеми землями, лесами, сеножатями, со всеми ловами, рыбными, звериными и птичьими, со всеми данями, доходами и пожитками». Вместе с пожалованиями, полученными от покойного супруга, имения Елены располагались в Виленском и Тракайском воеводствах, в Подляшье, Жемайтии, Поднепровье, Витебской земле, в Новогрудском повете и обеспечивали княгиню немалыми доходами. Но, несмотря на благосклонность нового монарха положение Елены в жизни литовского двора, несомненно, изменилось. Теперь она уже не была женой правящего государя, а статус вдовствующей великой княгини не защищал Елену в полной мере от нападок недоброжелателей. Осознавая произошедшие в ее положении изменения, вскоре после коронации Сигизмунда Елена оставила литовский двор. Отныне княгиня много времени уделяла своим поместьям, на доходы от которых могла оказывать щедрую помощь православной церкви. Особенно часто Елена любила бывать в Браславе (ныне Витебская область Беларуси), где заложила женский монастырь и церковь святой Барбары. С ее именем связывали также покровительство над минским Вознесенским монастырем, восстановление церкви Рождества Пресвятой Богородицы в минском замке и передачу в супрасльский Благовещенский мужской монастырь чудотворной иконы Божьей Матери. Великий князь Сигизмунд активной деятельности невестки по поддержанию «греческой веры» не препятствовал. Более того, три года спустя в марте 1510 г. он передал под патронат Елены виленский Свято-Троицкий монастырь. При этом княгиня получила право самостоятельно назначать архимандрита монастыря, «подавать его кому захочет», и ни Киевский митрополит, ни литовский государь не могли вмешиваться в ее действия.

* * *

После избрания на виленский престол Сигизмунд по обычаю издал привилей, которым от себя и от имени своих преемников на троне подтвердил все