и повернула, и опасность, исходящая от псов, и девочка были уже одинаково забыты. Нектарницы не особо умные — и даже не особо приятные — но Кара всё равно считала, что поступила хорошо, не позволив съесть одну из них.

Она было опять улеглась в клевер, но ленивую дрему как рукой сняло. Попробовала закрыть глаза, потом стала смотреть на каркасные луны и мерцание их красок, но по ощущениям уже поняла, что сон не вернётся. Она выждала несколько минут, чтобы убедиться точно, потом со вздохом села и подобрала планшет и пакет с ланчем. Солнце стояло высоко над головой и грело теперь уже слегка чересчур, да и с завтрака прошло изрядно времени. Она с хлопком открыла упаковку с ланчем. Сандвич был простой и именно такой, как она любила: два ломтя орехового хлеба, каждый толщиной с большой палец, а между ломтями – слой сливочного сыра с патокой и корицей. Мама говорила, мёд лучше патоки, но на Лаконии не водилось никаких пчёл. Кара видела их только на картинках, и судя по ним, мёд ей не понравился бы.

Она откусила кусок, прожевала, проглотила. Птенцы нектарницы выпрыгивали из воды, бежали по земле, а потом шлёпались обратно в пруд, брызгая слюной и злясь. Мать не реагировала на их зов, так что вскоре они перестали ее донимать, и занялись плаванием и кормежкой. На Лаконии не водилось ничего похожего на земных птиц, но Кара немного помнила, как с ними обращаются. Как и о том, что нужно делиться. Когда наседка повернулась к ней, Кара отломила кусок орехового хлеба и кинула в воду. Птица бросилась, будто он ей угрожал, и с жадностью проглотила. Чуть погодя она стала отрыгивать маленькие кусочки, чтобы накормить своих птенцов. Кара наблюдала за ними месяцами. Больше, чем она, про жизнь нектарниц не знал, наверное, никто.

Так что когда мамаша издала звук — хрип с каким-то щелчком посередине — Кара сразу поняла, что это что-то новое. И птенцы тоже поняли. Сгрудились вокруг матери, взволнованно щебеча и хлопая крыльями по воде. Мать, казалось, не замечала их. Её голова качалась на длиной тонкой шее. Рассеянный взгляд казался гневным и потерянным.

Кара положила сандвич, чувствуя, как в груди стягивается узел. Что-то было не так. Птица носилась по воде кругами, потом повернула, понеслась в обратную сторону и опрокинула одного птенца.

— Эй, — сказала Кара, — не надо так. Не делай больно малышам.

Но в отличие от псов, птица, казалось, даже не слышала её. Она растопырила крылья, дважды хлопнула по воде, и взлетела. Взгляд Кары зацепился за полуоткрытые глаза и раззявленый зеленозубый рот, а потом птица резко дернулась в воздухе и упала. Она даже не попыталась как-то сгруппироваться при приземлении — просто рухнула в клевер.

— Мама-птица? — сказала Кара, неуверенно подходя ближе. Сердце споткнулось и застучало. — Мама-птица? Что случилось?

Теперь птенцы кричали в диком исступлении, один громче другого. Птица подняла голову, попыталась повернуться на звук голосов, но ее явно мутило, и все, что она смогла – мотнуть пару раз головой и уронить в бессилии. Кара подошла к ней, поколебалась, а потом сгребла в ладони горячее, мягкое птичье тело. Птица безразлично шикнула и закрыла чёрные злые глаза.

Кара побежала.

К дому вела тропинка едва ли шире звериной тропы, которую Кара знала как коридор перед своей комнатой. Правда, сейчас она с трудом разбирала дорогу, потому что обеими руками держала птицу и слезы вытереть было нечем. До дома оставалось всего метров триста, когда птица зашевелилась в руках Кары, выгнула спину и глухо закашлялась. И на этом всё. Показались толстые грунтовые стены дома — красные, оранжевые, с ярко-зелёными солнечными панелями наклонённого к солнцу блока на крыше, — и Кара стала звать маму. Ей хотелось верить, что ещё есть время. Что мама-птица не умерла.

Она хотела верить. Но всё уже поняла.

Её дом стоял у самой кромки леса. Бугристые стены были сложены из лежащих друг на друге переплетенных блоков, из каких строились все сооружения колонистов первой волны. Стены окружали огород в центре, где выращивали еду. Экраны в распахнутых окнах пропускали внутрь воздух, удерживая местный аналог насекомых снаружи. Окна были даже в небольшом хозблоке, где у папы хранились ножницы для уксусных сорняков и тележка для их вонючей ботвы.

Ноги Кары зашлёпали по мощёной камнем дорожке, слёзы делали дом, небо и деревья расплывчатыми и нереальными. Где-то неподалёку послышался голос Зана, и в ответ — голос его друга Сантьяго. Она не обратила на них внимания. Прохладный, сухой воздух в доме создавал ощущение перехода в другой мир. Лучи света били в окна, ловя пылинки. Она остановилась первый раз за всю дорогу с пруда. Ноги горели, горло сжимали необъятные ужас и горе, так что когда мама – черноволосая, высокая – вошла в комнату, застёгивая вокруг шеи ожерелье из полимерной смолы и стекла, всё, что смогла сделать Кара — протянуть ей тело птицы. Не сумела даже попросить о помощи.

Мама отвела Кару на кухню и сидела рядом с ней и мёртвым птичьим телом, пока дочь выкашливала свою версию событий в промежутках между всхлипами. Кара понимала, что всё это сплошная путаница — птица, псы, птенцы, хлеб — но она просто вываливала всё подряд и надеялась, что мама сможет понять. И объяснить.

Вошёл Зан с широко открытыми, испуганными глазами и коснулся её спины, чтобы успокоить. Мама ему улыбнулась. Сантьяго привидением мелькнул в дверях, раз, другой, старательно скрывая любопытство. Трагедия привлекала внимание.

Наконец у Кары вышел весь запас слов, и она сидела, ощущая пустоту. Опустошение. Поражение. Трупу птицы на столе, похоже, не было дела ни до того, ни до другого. Смерть лишила птицу точки зрения.

— Ох, детка, — сказала мама Кары, — мне так жаль.

— Это я, да? — сказала Кара. — Я убила её, так?

— Ты ведь не хотела. Это несчастный случай. Вот и всё.

— Это же было в книге, — сказала Кара. — Как птиц кормят хлебом. В книге так делала леди в парке. А они не умирали. Им было хорошо.

Мама взяла её за руку. Это было странно, но Кара знала, что будь она хоть чуть-чуть младше — даже в возрасте Зана — мама обняла бы её. Но Кара становилась большой девочкой, а обнимашки не для больших девочек. Для них — рукопожатия.

— Они не птицы, детка. Мы называем их так, потому что они чем-то напоминают птиц. Но у настоящих птиц есть перья. И клювы…

— Ни одной не видела.

Мама глубоко вдохнула, выдохнула с улыбкой.

— Когда на планету приходит жизнь, эволюция заставляет делать выбор из кучи