— А он тогда почему именно здесь, — я кивнула в сторону не видного за травой, человека, — что ему нужно?
— Не вздумай спрашивать об этом! Вот уж что не твоего ума дело, так это задавать ненужные вопросы и все усложнять. Знаешь правило, - все идет своим чередом. Что нужно будет, то и случится, что нужно будет узнать, то и узнаешь. В положенный тебе день и час.
— Я не привыкла…
— Привыкнешь. Я потихоньку буду тебе все объяснять, я для того здесь и поставлен, чтобы… я, конечно, всего не знаю, но что могу рассказать, то расскажу.
— Я слушаю.
— Ему нужно туда попасть.
— Куда?
— Сахарная вата, а не голова… в мир сов ему нужно попасть, а лучшего проводника не найти. И, к счастью, ты принесешь клятву верности без вопросов. Других добровольцев не сыскалось.
От этих слов я немного опешила, а Перу бесцеремонно ударил меня по подбородку своей ладошкой и заставил подобрать онемевшую челюсть. Я все еще полулежала в траве, опираясь на локти, а после этого легла навзничь.
— Приходи в себя, пряничная крошка. Кто ты в мире сов, ты помнишь?
— Да, — попытка смирения с этим фактом давалась трудно. — Я рыцарь.
— А кто он, догадываешься?
Я подумала и повернула к нему голову:
— Он король?
— А королям в наш мир вход воспрещен, и есть только один способ, - принять в свое подданство рыцаря, согласного служить верой и правдой, согласного дать присягу. А ты дашь, какая девушка не поклянется в чем угодно, глядя на такого красавчика, да, карамелька?
— Люди сов клятвами не разбрасываются.
Карлик кивнул, угомонил улыбочку, и глаза его стали немного виноватыми:
— Давай как раз об этом поговорим. Я знаю о тебе то, чего ты пока что еще сама о себе не знаешь. И прежде чем ты пойдешь туда, ты должна понять и уяснить одну вещь: это не твоя история. Тебя зовут Майя, ты работаешь продавцом в газетном киоске, у тебя есть маленькая квартира и мама, в конце концов, ты видела себя в зеркало… ты второстепенный персонаж. Да, мир сов - твой мир, но история все равно не твоя.
— Что? Что ты сказал?
— Смирись, сахаринка, здесь все как в жизни. Есть та, о которой пойдет речь, а твоя цель маленькая, - провести его сквозь прутья голубого забора, и все. Я предупредил тебя, и теперь ты знаешь, что тебе не положено много говорить и тем более много думать. Тянуть одеяло на себя нельзя по правилам.
— Комнаты у меня нет тоже поэтому?
— Нет, не поэтому. Много спрашивать тоже не рекомендуется.
— Где связь? Что за причина? Я не понимаю вообще ничего!
— Ты, видно, оглохла от счастья. Это я беседую здесь с тобой, потому что друзья по несчастью друг друга в беде не бросают.
— А кто она?
Страж тяжело вздохнул и буркнул:
— Поднимайся, ишь, разлеглась.
— Не встану, пока не скажешь, кто она.
— Она Оливия, настоящий ангел, очень красивая и смелая девушка, очень добрая. Да тебе все станет ясно, если я скажу тебе, что она оруженосец.
Я встала, осторожно глянув в сторону сидящего мужчины, закрывшего на солнце глаза и не замечающий нас с Перу. Не замечающий меня.
Мало миру сов. Мало! Некая прекрасная Оливия в один миг обокрала мою жизнь, и лишила будущего. Она, видите ли, главная героиня! Оруженосцы истинно достойные и прекрасные люди.
— Теперь можно идти, — карлик взял меня за руку в знак молчаливого понимания и сочувствия, — история начинается…
— А мне казалось, что история началась вчера.
— Так тебе только показалось, крошка. Мы те, кто мы есть.
Что полагалось в таких случаях? Говорить слова благодарности? Я кинулась в двери ради этого? Быть здесь, на Родине, декорациями к истории… Ну и где она, эта проклятая Оливия, которую мир сов выбрал вместо меня?
Оруженосец
Оливия сидела на узком карнизе восьмого этажа и ждала, пока в комнате никого не будет. Мама Георга сидела на краешке кровати и уговаривала сына немного поесть. В очередной раз она приготовила ему одно из его любимых блюд, но мальчишка только плотнее свернулся калачиком и уперся лицом в стенку.
— Поешь, солнышко. Нельзя совсем ничего не есть, ты и так худенький.
Он не ответил.
— Сколько дней не выходишь на улицу, такая погода замечательная…
Что делать с сыном, она не знала. С кровати он не вставал уже третьи сутки, с каждым разом ел все меньше и разговаривал реже. Больше спал, или, как она замечала, был скорее в каком-то забытьи, нежели во сне.
— Я оставлю тарелку здесь. Схожу в магазин, может, фруктов хочешь? Папа вечером с работы придет, хоть вынесет тебя на балкон воздухом подышать.
И вышла, поправив ему подушку и убрав мокрые волосы со лба. Накрывать покрывалом не стала, - слишком жарко было, даже открытое окно не давало прохлады. Оливия одернула тюль и спрыгнула на пол в комнате.
Она увидела то, что никому, кроме нее недоступно было увидеть. Ни мальчика, ни его кровати на месте не было. Прямо около стены было воздвигнуто каменное жерло колодца, на краешек которого была поставлена тарелка с вкусно пахнущим горячим обедом. Оливия заглянула внутрь. Так глубоко, что Георга и не разглядеть.
Для нее это была не проблема, — она всего лишь соскользнула вниз. Мальчишка лежал как раз свернувшись по форме круглого колодезного дна, в пыли, в духоте, без капли просвета. Как акробат, покручиваясь на невидимой опоре, она зависла над ним на расстоянии вытянутой руки.
— Так вот, куда ты спрятался, трус, — зло прошипела девушка, — решил сбежать, слюнтяй… жалкое ничтожество, слабак! Ну и сдохни здесь, раз ты этого хочешь!
— Что тебе нужно? — глухо произнес Георг, не поворачивая к ней лица и не открывая глаз.
— Пришла посмотреть на павшего воина. Нет, даже не павшего, ведь ты не участвовал ни в одном сражении. Ты сразу бежал, сразу сдался, раздавленный червяк, а не воин. Ненавижу слабых, бесхребетных, таких, как ты.
Оливия плюнула вниз, попав ему на рукав пижамы.
Георгу было двенадцать лет, но
