«Регина», где мы провели почти весь день, было организовано собрание; на котором мы осведомили шведских товарищей об условиях нашей поездки и о полученном нами после приезда в Стокгольм известии, что Парвус, от имени лидеров германской социал-демократической партии, требует официальных переговоров.

Это было отклонено.

Из важных событий этого дня следует отметить, что после больших споров удалось уговорить Ленина купить себе пару брюк и обувь, так как его ботинки были подбиты гвоздями, а ведь, поблизости Петрограда нет Мон-Блана. Когда я в ноябре 1918 года, после захвата власти большевиками, приехал в Петроград, я увидел на Ленине те же стокгольмские брюки, уже порядочно истрепавшиеся.

В Стокгольме тогда жил Воровский теперешний советский посол в Риме и Ганепский, посол в Риге. Я, австрийский подданный, не мог поехать в Россию. Поэтому я вместе с ними был оставлен там в качестве заграничных представителей.

Тут мы получили 300 шведских крон, которые, вероятно, и были той огромной суммой, которая фигурировала во всех рассказах французских патриотов в виде немецкого золотого фонда, снабжавшего русскую революцию. В течение семи месяцев, которые мы провели в Стокгольме за большой интернационально-пропагандистской работой, мы не получали из Петрограда и не посылали туда ни одной копейки.

Война порождает войну. Мы прилагали все усилия, чтобы сообщения «Правды» и «Вестника Русской Революции» помещались в буржуазной прессе, за что они щедро оплачивались.

Вечером Ленин с товарищами уехал в Россию. Его провожали шведские товарищи. Когда поезд уже удалился, какой-то русский патриот произнес патетическую речь, в которой убеждал Ленина не причинить вреда России. Но Ленин не дослушал конца этой речи, так как поезд уже отходил от станции и по этому организовал Октябрьскую революцию. Так часто в истории малые причины вызывают большие последствия.

Вот правда путешествия большевиков по Германии в так называемом «пломбированном» поезде, который, в сущности, был без пломб.

И если бы я даже предстал перед судом союзников, который все еще ожидает Вильгельма, я не мог бы ничего больше добавить.