Потом он вдруг поднёс ко рту свою руку с прикреплённым к ладони телефоном и что-то сказал. Свет мгновенно погас.

«Рассердился», — подумал я.

Вдруг экран загорелся белым светом; на нём я увидел угол комнаты и сидящего в кресле Эля. Изображение было так живо, что мне показалось, будто я вижу историка сквозь открывшееся окно в соседней комнате. Эль поднялся, подошёл к самому экрану и, с улыбкой глядя на меня, спросил:

— Что у вас случилось? Вы голодны? Почему вы отказались от таблетки? Её нужно проглотить, и ваш голод будет утолён. Мы не жуём, только глотаем. Вот почему Эа и не поняла вашей мимики.

— Но я не привык к такой пище, — смущённо ответил я, удивляясь, почему Эль сказал про юношу: «Эа не поняла».

— Завтра мы приготовим вам что-нибудь получше, по вашему московскому вкусу, — опять улыбнулся Эль, — а сегодня уж поужинайте таблеткой. Я буду в десять, — напомнил он.

Экран погас, свет в комнате вспыхнул.

Я, улыбаясь, кивнул головой Эа, взял таблетку, проглотил и запил водой. Таблетка была ароматичной и оставила приятный привкус во рту. Не прошло и минуты, как я почувствовал сытость и жестом поблагодарил Эа. Он улыбнулся с довольной улыбкой. Он или она? Этот вопрос интересовал меня. Все эти новые «москвичи» так мало отличаются друг от друга и по сложению, и по костюму, что трудно различить пол. Как бы мне спросить Эа? Если они говорят на эсперанто, то… надо вспомнить. В эсперанто много латинских корней. Мужчина, муж по-латыни vir (вир). Попробуем.

— Ви виро? (Вы мужчина?)

Эа рассмеялась, отрицательно качнула головой и шаловливо выбежала из комнаты. Кто бы мог подумать! Совсем мальчишка!

Поужинав таблеткой, я вышел на площадку. Было прохладно. По тёмно-синему небу разливались шесть перекрещивающихся огромных светлых полос, которые скрывались за горизонтом. Точно лёгкая золотая куполообразная арка покрывала землю. Это было изумительно красивое зрелище. Только гигантские сверхмощные прожекторы могли создать эти огненные реки. Когда глаз несколько привык к свету, я увидел, что по золотым рекам плывут золотые корабли — длинные, сигарообразные воздушные суда, снующие, как челноки, с изумительной быстротой.

Налюбовавшись этим зрелищем, я обратил внимание на какой-то предмет, напоминавший большой шёлковый мешок. Этот мешок был укреплён на довольно высоком шесте, и от него спускалась на площадку верёвка. Несколько таких мешков висело и в других местах у края площадки. Из любопытства я дёрнул за верёвку. Вдруг, прежде чем я успел выпустить её из рук, меня потянуло вверх. Мешок поднялся, с шумом раскрылся в огромный парашют и метнулся за борт воздушной площадки. Я похолодел от ужаса. К счастью, я заметил рядом нечто вроде трапеции. Я уселся на неё и полетел в бездну.

Глава третья САМАЯ КОРОТКАЯ НОЧЬ

Это была самая короткая ночь в моей жизни — так быстро пролетела она, наполненная самыми необычайными впечатлениями.

Неожиданно сорвавшись на парашюте с площадки воздушной обсерватории, я скоро привык к своему положению лётчика поневоле и с интересом смотрел вниз.

По мере того как я опускался, быстро теплело. Лёгкий ветер относил меня в сторону, по направлению к Кремлю. Недалеко от него я увидел рощу кипарисов, среди которой стоял прекрасный мраморный фонтан, освещённый взошедшей луной. Эти кипарисы, росшие на открытом воздухе, рядом с кремлёвскими стенами, поразили меня. Но я тотчас забыл о них, привлечённый новым зрелищем. Парашют перенёс меня через Кремлёвскую стену, со стороны Боровицких ворот, и я опустился… на площади, покрытой снегом. Не веря своим глазам, я взял снег рукою. Это был настоящий холодный снег, но он не таял от окружавшего тёплого воздуха, ни даже от моей горячей руки. Что за невероятные вещи творятся здесь?

Я посмотрел вокруг. Стояла необычайная тишина. Луна золотила купола церквей и зажигала синие искры бриллиантов на запорошённых снегом крышах древних теремов. В одном из них, в маленьком окошечке, со слюдой вместо стёкол, светился желтоватый огонёк. Но на улицах никого не было видно. У Красного крыльца стояли два бородатых стремянных в тёплых кафтанах, отороченных мехом, и в меховых остроконечных шапках. Опираясь на бердыши, они дремали. Стараясь не разбудить их, чтобы вторично не подвергнуться аресту, я осторожно обошёл их по скрипевшему снегу и побрёл к центру Кремля, пытаясь разрешить загадку: в каком же веке я живу? Мои размышления были неожиданно прерваны Элем, который буквально свалился с неба — так быстро он опустился на своих крылышках.

— Вы наделали мне очень много хлопот, — сказал он, с укоризной глядя на меня. — Вы хотели бежать?

Я смутился и стал уверять, что всё вышло случайно, из-за моего неосторожного любопытства.

Вслед за Элем спустилась на двухместной авиетке Эа.

— Ну хорошо, — поспешно ответил Эль. — Садитесь скорее, летим. По крайней мере, вы побывали в нашем музее.

— Так это был музей!

Я не успел прийти в себя, как уже вновь был водворён в небольшую круглую комнату моей воздушной тюрьмы.

Эль, Эа и я уселись в плетёные кресла у круглого стола. Эль хмурился и как будто ожидал чего-то. Послышался очень мелодичный музыкальный аккорд — словно искусные лёгкие пальцы пробежали по струнам арфы. Аккорд прозвучал и замер.

— Десять часов. Полночь. Это пробили радиочасы, — сказал Эль, обращаясь ко мне. Приложив руку ко рту, он задал кому-то вопрос на своём лаконичном языке. Потом кивнул головою — очевидно, на полученный ответ.

«Как же он слышит?» — подумал я, глядя на Эля.

Я заметил в его ухе, несколько ниже слухового отверстия, небольшой чёрный предмет, величиной с горошину. Это и был, вероятно, слуховой аппарат.

Необычное молчание и озабоченность моих спутников привели меня в нервное состояние. Я вынул коробку папирос и закурил. Эль покосился на дым и отвернулся. Эа сидела ближе ко мне. Вдруг она сильно закашляла, побледнела и откинулась на спинку кресла. Потом быстро встала и, шатаясь, вышла из комнаты.

— Перестаньте курить, — сказал Эль и, подойдя к стене, повернул какой-то рычажок. Воздух моментально освежился. Я погасил папироску и бережно уложил её в коробку.

Дверь открылась. Вошла Ли, ассистент астронома Туна. Она подала Элю портрет и, что-то сказав, вышла. Эль кивнул головой и начал глядеть попеременно на принесённый портрет и на меня.

«Сличает, — подумал я. — Из уголовного розыска, наверно, прислали. Не хватало только, чтобы я оказался похожим на какого-нибудь преступника!»

Но слова Эля успокоили меня.

— Да ничего похожего, — сказал он, передавая мне карточку. — Только что получена по радио из Америки.

Меня