- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (103) »
Избранное
В БОЛЬШОМ ПУТИ
Александр Петрашкевич вошел в драматургию, когда в Белоруссии, по праву крупного таланта, главенствовал на сцене Андрей Макаёнок, освоивший то лучшее, что давали традиции Якуба Колоса, Янки Купалы, Кондрата Крапивы: близость к народной жизни, обличительный пафос, юмор. И вот в те годы появились первые пьесы Петрашкевича. Их заметили театры. Кстати, не без активной помощи Макаёнка. Он охотно, любовно помогал начинающим литераторам. Петрашкевич многое взял от своего старшего собрата. Когда я прочел его пьесу «Тревога», я сразу же заметил не прямую, но тонкую, естественную перекличку. Ничего плохого в такой перекличке нет. Вся литература — великий океан, и в нем множество течений, идущих параллельно, сливающихся, влияющих одно на другое. Сошлюсь на пример из классики. Вспомним, сколько верных наблюдений сделано исследователями Чехова, и, в частности, наблюдений о подтексте его пьес. Но вглядитесь в пьесы Шекспира, Пушкина, Островского — вы и в них обнаружите подтекст. Новаторство Чехова-драматурга, кроме всего прочего, состоит в том, что он сделал подтекст одним из главных элементов своего стиля. А сейчас, когда я говорю о взаимовлиянии современных литераторов, я имею в виду прежде всего преемственность традиций. Незримый мост времени связывает творчество Макаёнка, Петрашкевича, Дударева, Кудрявцева с их предшественниками — классическими писателями белорусского народа. Душевный жар, который всегда ощущался в комедиях Купалы, Крапивы, Макаёнка, острота ситуаций, гражданственность в постановке проблем — все это стало и достоянием Петрашкевича. Разумеется, он пишет по-своему, оригинально осваивает близкие ему темы. Первой в нашей драматургии пьесой, где с болью и гневом говорилось о страшном зле пьянства и алкоголизма, стала «Тревога» А. Петрашкевича. Выступивший через несколько лет А. Дударев («Порог») удачно рассматривал это зло с психологической стороны. «Тревога» же сатирически охватила и тех, кто пьянствует, и тех, кто потворствует, вплоть до районных горе-руководителей. Гражданственность, обличительный пафос дают силу и пьесам «Соль», «Мост поперек реки». Автор гневно судит тех, кто губит родную землю. Построен большой комбинат по производству калийной соли. Казалось бы, надо жить да радоваться: ведь калийная соль способствует тому, чтобы собирать богатые урожаи. Однако и в городке и его окрестностях трудно дышать: воздух перенасыщен отходами производства. Вянут листья на деревьях, сохнут травы. И героиня пьесы Ирина Кривич, врач, решается на весьма рискованный опыт — и тяжело заболевает. Но ее болезнь оказывается неопровержимым аргументом в борьбе с производственниками, не желающими перестроить технологию, найти такие технические решения, которые исключали бы загрязнение атмосферы. Образ этой самоотверженной женщины выписан интересно, психологически точно. Ирина Кривич, Андрей Могильницкий из пьесы «Мост поперек реки» — люди ответственного действия, бескомпромиссные, отчетливо видящие перспективу своего труда. Здесь впору сказать, что во всех своих пьесах драматург выдвигает на первый план героя, способного увлечь за собой в поход за обновление жизни. В судьбах многих персонажей — или впрямую, или опосредованно — проходит тема Великой Отечественной войны. Читатель, наверное, отметит и жанровое разнообразие в работе драматурга. Среди пьес, представленных в сборнике, — и драма, и сатира, и комедия с фантасмагорическими элементами. Александр Петрашкевич — не новичок в драматической литературе, он уже написал заметные вещи, признанные и широким зрителем и критикой. Будем надеяться, что впереди у него новые творческие удачи. Он — в большом пути.Афанасий Салынский
ЗЛОВЕЩЕЕ ЭХО Трагедия в двух частях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
МАКСИМ } ПОЛИНА } родители. МИХАСЬ } ВАСИЛИНКА } их дети. ДМИТРИЙ (ДИТРИХ), их бывший сын и брат. КУЗЬМА } КАТЕРИНА } родители. НАДЕЙКА (НАДЕЖДА), их дочь. ВАЛЬТЕР, оберабшнитсфюрер СС. БЕРТА, его жена. КЛАУС, их сын, оберштурмбанфюрер СС. ХАЙНЦ, сын Клауса, внук Вальтера и Берты. ГАНС, адъютант Вальтера, оберштурмфюрер СС. ФРИЦ, его сын, приемный внук Вальтера и Берты. Крестьяне, партизаны, немецкие солдаты.Роли Клауса и Хайнца, Ганса и Фрица исполняют одни и те же актеры.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Опушка леса — место расстрела жителей одной из белорусских деревень. Многие деревья обвязаны ритуальными полотенцами и поясами. На переднем плане — многовековой, видавший виды ствол дуба. Крона его ушла ввысь, и только один могучий сук с мелкими ветками повис над землей. На переднем плане — криница. У криницы на пеньке — кружка. Скорее воспоминания, чем грибы, привели сюда старого крестьянина К у з ь м у. С лукошком в руке и ружьишком за плечами медленно подходит он к дубу, дотрагивается до шершавого ствола, как до плеча старого друга, ополаскивает лицо водой, уходит в глубь леса. Через зал на сцену выходит группа людей: пожилой В а л ь т е р, в старых, замусоленных кожаных шортах и тирольской шляпе, Б е р т а — пожилая женщина в спортивном костюме, и двое обнаженных до пояса молодых мужчин, подпоясанных своими рубашками. У обоих на шее амулеты в кожаных мешочках. Это Х а й н ц и Ф р и ц. В основном на них туристическое снаряжение — термосы, фотокамеры, бинокли, нож в чехле. У Вальтера в руках карта с компасом.Х а й н ц. Welche vortreffliche Orte![1] Б е р т а. Ja, ja, vortrefflich![2] В а л ь т е р. Immer entzückte ich über ihre Natur[3]. Ф р и ц. Besonders Wälder sind schon![4] Б е р т а. Ihre Wälder, mein lieber Enkel, waren für uns Tod[5]. В а л ь т е р. Gib mir Karte und Kompass, Heinz!.. Gerade hier war ihr Banditennest. Dieselbe Quelle, ein solcher Eiche, an dem sie aufgehängt waren[6]. (Сверяет карту с местностью.) Hier… Das war hier[7].
Туристы осматривают могучий дуб, криницу. Берта кладет часть цветов к корням дуба, а остальные — к кринице.
Дети мои! Где-то здесь лежат ваши отцы, безвинно казненные варварами. (Смотрит на сук дуба.) Мы с бабушкой Бертой передаем вам эту скорбную память… Берегите ее! Несите ее! Мстите за нее! (Выбрасывает руку в фашистском приветствии.) Зиг!
В с е в м е с т е. Хайль! В а л ь т е р. Зиг!
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (103) »