Еще секунда, и белоснежный пони лег бы на дно корзины, но Мэри Маргарет ощутила на себе чей-то взгляд. Нервно сжимая в руках игрушку, она обернулась и встретила пристальный взгляд мистера Голда. Мэри Маргарет попробовала представить, что ей все равно, что может же она в конце концов купить игрушку для одного из своих учеников, или, например, в качестве поощрительного приза для первоклашек, да мало ли для кого и чего. Мэри Маргарет продолжала убеждать себя, что заберет игрушку, даже когда пони вернулся на полку, а сама она, опустив глаза, проскользнула мимо Голда.

Только на кассе, когда Мэри Маргарет, ощущая, как колотится сердце, выкладывала на ленту конвейера хлеб, пасту и замороженные овощи, она вспомнила, что наткнулась на ростовщика в отделе игрушек.

Он смотрел на нее без интереса, и Мэри Маргарет уже не знала, отчего так испугалась. Он же не мог — никто не мог — знать об Em`s Mum.

***

Мэри Маргарет не помнила, когда впервые, открыв вечером ноутбук, ввела в поисковой строчке не «тематические недели для первоклассников» или «методические пособия по развитию речи», а «мой малыш». Зато хорошо помнила, как несколько секунд не могла заставить себя щелкнуть на первой строчке.

Она зарегистрировалась на форуме молодых матерей под ником Em`s Mum.

Она не выбирала ник, не выбирала форум, Мэри Маргарет вообще ничего в тот вечер не выбирала и не решала. После первого щелчка — ничего. Все остальные решения принимала Em`s Mum.

Сначала Мэри Маргарет верила, что Em`s Mum придумана просто, чтобы скоротать вечер. Один вечер.

***

Em`s Mum спрашивала, как бороться с лактостазом. Рассказывала о первых словечках дочки. Жаловалась на детские капризы, едва сдерживая умиленную улыбку. Советовала неопытным матерям, какие игрушки больше всего нравятся трехлетним девочкам-непоседам. Описывала первые уроки чтения.

Em`s Mum поначалу скромно жила в ноутбуке, но постепенно ее жизнь начала выплескиваться из монитора, оседая в квартире Мэри Маргарет мягкими игрушками, прорезывателями, розовыми кофточками, музыкальными книжками и детским печеньем. Еще немного — и Em`s Mum начала оставаться с Мэри Маргарет после того, как закрывалась крышка ноутбука.

«Игра в дочки-матери»,— шептала иногда Мэри Маргарет, тоскливо оглядывая комнату, робко встречаясь глазами с отражением в зеркале, с отважным, бесстрашно-задорным взглядом Em`s Mum. А потом приободрялась. Игра и есть игра. И Мэри Маргарет поиграет еще немного, еще совсем немного.

В продрогшем на осеннем ветре Сторибруке Мэри Маргарет нужны эти крупицы тепла, эти фальшивые, иллюзорные, согревающие лучи. Ей нужна жизнь Em`s Mum.

Em`s Mum легко и быстро скрывалась, когда Мэри Маргарет была на людях.

Но полностью оставляла ее, только когда Мэри Маргарет шла на кладбище.

Сторибрукское кладбище, где у школьной учительницы никого не было.

***

Мэри Маргарет не заговорила бы с Голдом. А он точно не заговорил бы с ней. На кладбище или возле так просто не заговаривают. Тем более не задают вопросов. Тем более вот таких:

— Почему вы сюда приходите? У вас здесь никого нет.

А может и задают. Мэри Маргарет же только что это сделала.

Она это сделала и теперь ждет ответа. С уверенностью, что ответ последует.

С беззастенчивым интересом, с затаенным желанием отвлечься от своих мыслей, с вызванным усталостью от своей печали безразличием.

Голд смотрит на Мэри Маргарет с сухим любопытством. Словно ее вопрос самый обычный. Словно на этот вопрос легко ответить.

Он размеренно отвечает, но сознание Мэри Маргарет выхватывает лишь слова «сын» и «не в Сторибруке».

Она не знает, ждала этого или нет, и что она вообще ждала?

Она забывает следующие слова, едва выговаривая их. Всегда забывает.

«Потеряла ребенка… На пятом месяце», — очень простые слова. Она произносит их в третий раз за последние пять лет. И впервые — неожиданно для себя.

Голд коротко выдыхает и тростью сбивает головку с засохшего стебля чертополоха.

Мэри Маргарет сухими глазами следит за Голдом; с необыкновенной отчетливостью видит, как на рукаве дорогого, чернильно-черного пальто приземляется полусвернувшийся листок осины. Мэри Маргарет ничего не чувствует.

— Как ее имя?

Мэри Маргарет поднимает глаза к его лицу.

— Как вы узнали, что я успе… — она замолкает и изменившимся, ставшим звучнее, тверже голосом отвечает: — Эмили.

Голд медленно кивает. Мэри Маргарет кажется, что он произносит это имя про себя, запоминая его, или просто представляя девочку, которой оно было дано.

Он молчит, и вдруг Мэри Маргарет узнает в нем то, что так долго носит в себе.

Импульсивно делая шаг вперед, она спрашивает едва слышно, но твердо, жестко, неумолимо:

— В чем вы вините себя? Вы же тоже обвиняете себя в чем-то?

Голд смотрит на нее нетяжелым, выжидающим взглядом, и вдруг Мэри Маргарет понимает, что сейчас она заговорит. Он… он же словно сделку ей предлагает, мелькает у нее откуда-то издалека в сознании. Ответ за ответ, да? Она уже знает, что ответит. Это нужно ей.

— Я не должна была садиться за руль, — не отводя взгляда, не понижая голоса, не подбирая слов, говорит Мэри Маргарет. — Не в тот вечер, не когда я знала… — она осекается. Слов все равно слишком много. И они все лишние. — Я подвела ее. И потеряла.

— Я не удержал сына.

У Голда — сейчас она впервые замечает это — шотландский акцент, и Мэри Маргарет кажется, будто она видит все, что случилось. Где-то далеко в горах другого континента: поход, скользкий подъем, высокий детский крик.

В приглушенном голосе, в стиснувших набалдашник трости руках, в сбившемся дыхании, в полуопущенном лице Мэри Маргарет читает ту же пустоту, что она носит в себе, пустоту, которую только привычка делает выносимой. Едва выносимой.

Голд не говорит Мэри Маргарет «простите» и, похоже, не хочет слышать это от нее. Вместо слов между ними проносится влажный, отдающий лиственным дымом ветер. Вместо слов кружатся, опадая между ними, сухие листья.

Мэри Маргарет вдыхает горчащий воздух, втягивает, закрыв глаза. Порой ей кажется, что в Сторибруке всегда осень; поздняя, безрадостная, прозябшая. И нет смысла ждать зиму. Нет воспоминаний о весне. Не будет лета.

Некому