немедля изловить этого самого Ульяноffа, и ко мне!

Корнет Оболенский долго за Ульяновым гонялся. Изловил его уже на острове Сахалин, когда тот, прихватив планы фортификационные и чертежи наиновейшего броненосца, к Микадо Японскому решил сбежать. В цепях и колодках, в железном ящике, в Санкт-Питербурх злодея привезли. Оболенскому — очередной чин. Голицыну — медаль золотую, а Попову, император, вначале, хотел пожаловать деревушку и полсотни крестьян. Но после, поразмыслив хорошенько, велел изобретателя заковать в кандалы, да и закрыть в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. К изобретателю воздухолетательного снаряда, господину Можайскому в компанию! А радио, велел император, повсеместно запретить в Российской империи. Одни беспокойства с того радио.

Военно-историческая сказка про 23-го февраля

Сейчас, за давностью лет мало уже кто знает, какие события послужили тому, что день 23-го февраля стал отмечаться, как праздник Советской армии. А потому что не интересуется молодЕж историей. Придётся, видимо, мне рассказать, как всё было в том далёком 1918-ом. А было так… Сто немецких дивизий, при поддержке трехсот аэропланов Люфтштрайкрафте и десяти линкоров Кайзерлихмарине, наступали на колыбель трёх революций, город Ленинград. Пятьсот штурмпанцервагенов, триста бронированных “Цепеллинов”, тысяча триста мотоциклов “Цундап” с пулемётами и собаками в колясках… Немцы даже пушку “Дора” срочно перебросили на восточный фронт, чтобы уничтожить первое в мире государство рабочих и крестьян, ненавистное буржуям всего мира и министрам-капиталистам. Но молодая Красная армия только смеялась над врагом. А когда отсмеялась, то так развернулась, да как дала фрицам по шапке, что покатилась прочь со священной советской земли кайзеровская нечисть! Бежали все эти гиндербурги-людендорфы, так, что только пятки сверкали. Успели лишь Людендорфа в Бресте за шкирку поймать. А ну-ка стой, немец-перец колбаса! А ну-ка садись и подписывай акт о безоговорочной капитуляции Германии! Поартачился Людендорф, но подписал, а куда денешься? С одной стороны матрос Железняк с маузером, а с другой товарищ Ленин со стаканом горячего чая с сахаром, так и глядишь, на голову выльет, что не по-его пойдёт. Потом, когда капитуляцию подписали, товарищ Ленин Людендорфа в сторонку отвёл и три миллиона золотых рубликов ему в саквояже даёт:

— Держи! Это тебе на революцию в Германии. Кайзера свергнешь — отдашь всё до копеечки! Да и не забудь Розочке Люксембург и Кларе Цеткин на Восьмое марта подарки купить!

А пока, суть да дело, Красная армия треть Германии оккупировала.

— Хорошо сидим! — говорит бывало, матрос Дыбенко матросу Желязнику, — колбаски вюртембергские едим, да пивом баварским запиваем!

— Спасибо дорогому Владимиру Ильичу и родной коммунистической партии за нашу счастливую жизнь, — отвечает матрос Железняк матросу Дыбенко.

Сказка про выборы в Рейхстаг и товарища Тельмана.

Как-то давно, ещё перед германской, сидит в своём кабинете товарищ Сталин. С ним товарищ Берия, верный его соратник и нукер.

— Паслюшай, Лаврэнтий, а всё ли ми с табой сделали, чтобы саветский чэловэк жил счастливо и весело? — спрашивает Сталин, набивая трубку душистым табаком.

— Всё, товарищ Сталин! Сняли фильм про весёлых ребят, снимаем про весёлых девчат. Народ поёт пэсню пра весёлый ветер и катаится на весёлый качель в парке Горький. Для саветских дитей журнал “Весёлый картинк” випускаем!

— Какой картинк, Лаврэнтий? — спрашивает товарищ Сталин, — не пра мине ли, случайно, весёлый картинк? Пачему мальчишь, пачему глаза прячешь, а?

Товарищ Берия от страха даже свой грузинский акцент забыл:

— Никак нет, товарищ Сталин! Картинки не про вас, а про Мурзилку! — потом заплакал и спрашивает, — зачэм обижаешь, Коба?! Зачэм плахое падумал?!

— Коммунисты никогда не плачут, Лаврэнтий, запомни! Виноват — отвечай! Не виноват — хванчкара со мной пей, сладкий мандарин заедай!

Звонит телефон:

— Сталин у провода! Кто говорит? Адольф?! Здравстуй, дарагой! Почему не звонишь? Как здоровье? Как Ева? Пачему Москва не приезжаешь? На озеро Рица поедем. Шашлык-маншлык кюшать будем, да! Тут Берия Мюллеру привет передаёт! Как Генрих? Совсем озверел в свой гестапо? Вах-вах! Кто? Тельман? Нет, не звонил, а в чём дело? Так… так! Канешно разберусь. Ауфидерзейн, товарищ Гитлер! — затем на Берия смотрит:

— Лаврэнтий, а Тельман, случайно. не у тебя на Лубянке?

— Никак нет, товарищ Сталин! Тельмана нет. Мейерхольд есть!

— Нет, Мейерхольд не нужен. Да причём, вообще, тут твой Мейерхольд, Лаврэнтий?!

— Если не нужен, так может его расстрелять, товарищ Сталин?

— Что хочешь делай свой Мейрхольд, а чтобы Тельман через пять минут был у телефона!…

— Здравствуйте, товарищ Тельман! Что это вы там надумали? Да, знаю. Мне товарищ Гитлер уже сообщил. Баллотироваться депутатом на выборы в Рейхстаг? Как это вы себе представляете, товарищ Тельман? Коммунист заседает в фашистском парламенте?! Товарищ Димитров ради этого Рейхстаг поджигал, чтобы вы там заседали? А как нам тогда брать его в 45-ом? Коммунист, товарищ Кантария должен будет стрелять в коммуниста, товарища Тельмана?! Ведь нам тогда придётся вас повесить, как пособника фашистов, вместе с изменником Родины генералом Власовым. Нет пока не предал, но обязательно предаст. Предательство дело времени! То, что Гитлеризбирком вас к выборам не допускает это правильно, а вот, что вы голодовку в знак протеста объявили — это плохо, товарищ Тельман. Вам здоровье беречь надо! Вам ещё сидеть и сидеть, не забудьте. Да, кстати, перестаньте писать мне письма. Нет, сейчас не опубликуем. Когда? Может после 1991-го. Надеюсь, что вы меня поняли, товарищ Тельман? Розе, Ирме, мой революционный привет! Держитесь, товарищ, Тельман! Рот фронт

Военно-дипломатическая сказка про Гитлера и гибридную войну

Берлин. Утро 22 июня 1941 года. Вильгельмштрассе 77, Рейхсканцелярия, личный кабинет фюрера германского народа Адольфа Гитлера.

В кабинете министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп и Адольф Гитлер.

— Итак, дорогой Иоахим, я хотел бы услышать, — Гитлер, нервно крутя пальцами, прошелся по кабинету, — что конкретно произошло в Москве?

— Наш посол в Москве, Шуленбург, мой Фюрер, позвонил Молотову в пол-третьего ночи, а когда тот принял его, то вручил ему ноту об объявлении войны.

Гитлер посмотрел на на Риббентропа, нервно облизал пересохшие губы и как-то странно тряхнул головой:

— Иоахим, вам не говорили, что вы идиот? Вашего Шуленбурга я сгною в Плётцензее, пусть только вернётся в Берлин. Сталин