Литвек - электронная библиотека >> Светлана Васильевна Кекова >> Поэзия >> Цветная Триодь

Светлана Кекова ЦВЕТНАЯ ТРИОДЬ

* * *

В лесу прохладном цветёт кислица
и слышится песнь дрозда.
Душа проводит два дня как птица,
ища для себя гнезда.
Душа не может в озёрной глади
увидеть своё лицо —
иконой неба в цветном окладе
становится озерцо.
Земля покрыла сухое тело,
на землю легла сирень…
Какую песню неслышно пела
душа моя в третий день?
Да, ей, бездомной, уже не надо
Цветную листать Триодь —
селенья рая и пропасть ада
покажет душе Господь.
И будет ветка стекло царапать
и солнце сиять, как медь,
и будут слёзы неслышно капать,
а сердце — страдать и петь.

* * *

Не нужно искать утешенья нигде —
ни в беглой воде, ни в зелёной звезде,
ни в звуках волшебного рога,
а только у Господа Бога.
В воде, как дитя, вырастает коралл,
вздыхает в заветных глубинах:
— Зачем Ты, о Боже, меня покарал,
лишив меня крыл голубиных? —
— Не нужно себя разрешать от оков,
как воду реки — от воды родников:
попробуй достать из-под спуда
простую надежду на чудо. —
А голубь вздыхает, летя над водой:
— Один я остался на свете,
хотел бы питаться я пеной седой
и плакать, как малые дети. —
— Не нужно тревожить заветных могил,
покуда последний твой час не пробил,
не плачь перед самою смертью,
а веруй Его милосердью. —
Зелёная гаснет на небе звезда,
шепча: я под утро воскресну —,
а ставшая бурным потоком вода
не хочет заглядывать в бездну.
— Ты тоже, любимый, туда не смотри,
под утро солёные слёзы утри —
пусть голубь воркует приблудный
и День приближается Судный…

* * *

Виден в небе Овен сквозь глаз Тельца.
На цветах в июле нежна пыльца.
Не скрывай от нас Своего лица.
Чьи рога, как лира, а глаз — агат?
Проплывает облако, как фрегат.
Тот, кто знал, что беден, — тот был богат.
Он одной рукой открывал ларцы,
а другой ломал от куска мацы,
за лачугу он отдавал дворцы.
Млечный путь широк, как река Десна.
Человеку земная судьба тесна.
Он в её тисках, как в оковах сна.
Он бы мог ещё совершить бросок
через глину, камни, морской песок,
чтобы воздух был, как вода, высок.
Чтоб вода была, словно жизнь, быстра,
и стояла смерть, как её сестра
среди пламени Твоего костра,
где сгорает вечно солома звёзд;
где над бездной ада — висячий мост,
на мосту — поэт, словно певчий дрозд.
Он восславит Господа в узах сна,
он ещё поймёт, в чём его вина, —
жизнь ему служанка, а смерть — жена,
а рабыня-рифма несёт кувшин,
у подножий слов иль у их вершин
омывает молча следы морщин
с Твоего лица…

* * *

Совершает грехи и томится виной
на невинной земле человек земляной.
Он встаёт, как ребёнок, на шаткий мосток,
через реку, вершащую путь на восток,
на восток, на восток, где небесный алтарь
бирюзу и лазурь превращает в янтарь.
Он под небом стоит, не подняв головы,
только слышит
младенческий лепет листвы,
щебетание птиц и молчание рыб,
что плывут под водою, хвостом шевеля,
и, ладони наполнивши ладаном лип,
непрерывной хвалой отвечает земля,
вознося фимиам дорогим небесам…
А в реке плодоносный сгущается ил,
и слепой человек удивляется сам —
что, он, глиняный, перстный,
с собой сотворил?
Он ходил по земле, не оставив следа,
он в родник обручальное бросил кольцо,
неожиданно понял, что только вода,
омывая грехи, освежает лицо,
что любить без ответа —
не стоит трудов,
что живут с ощущеньем своей правоты
лишь слепые жильцы
земляных городов —
черви, лярвы, личинки, медведки, кроты.
А вода всё бежит и бежит на восток,
появляется месяца слабый росток,
а когда он начнёт и сиять, и цвести,
ты меня, человек, пожалей и прости.

* * *

О мгновеньи меж Рыбой и Овном,
о поэте с закушенным ртом,
о молитве при звоне церковном,
о ушедшей любви — и о том,
что в сияющей вечности вьётся
между нами незримая нить…
Жизнь повсюду течёт, как придётся —
и не будем о ней говорить.
Так о чём? О сиянии алом,
что сквозит в золотых облаках,
о свиданьях за пыльным вокзалом,
о синице в дрожащих руках,
о смиренной, как ангелы, глине,
из которой нас вылепил Бог,
и об этой ликующей сини —
нашем праве на выдох и вдох.
На ладони у сводной сестрицы
аккуратной головкой вертя,
— Чем журавль благородней синицы? —
тихо спросит нас Божье дитя.
Только я ничего не отвечу,
тяготясь неизбывной виной,
и заплачу — надеясь на встречу
в новой смерти и в жизни иной.
14 июля 2000 г.

* * *

Сколько дал мне Господь — я запутался в этих дарах.
Я подобен овце, что затеряна Богом в горах.
Тёмной ночью я плачу, а утром синицу ловлю,
потому что синица — родная сестра журавлю.
Я — грядущего пленник, я узник вчерашнего дня,
здесь незримою сетью ловило пространство меня,
только плыл я, как рыба, вдоль мелкой прозрачной реки
и смотрел, как на рыб рыбаки расставляли силки,
как ходил птицелов с муравьиной мукой в бороде
и руками ловил отражения чаек в воде.
А на дальнем холме, где трава, как вода, зелена,
укрывала меня голубых облаков пелена,
и сияла луна, так что слёзы текли по лицу,
и пастух находил в одиноком ущелье овцу.
Он смиренно шептал: что там видится,