- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (17) »
голубей, свалился в колодец и утонул.
Других звериных имён Вовка, как ни старался, припомнить не мог. И ёж получил кошачье имя Мурзик.
Альбом
Вовка расхворался не на шутку. Вызывали врача. Неделю мама не ходила на работу. Вовка пил горькие белые порошки и послушно тянул, высунув язык: — А-а-а!.. Жар спал только на восьмой день. Вовка сидел на кровати худой, остроносый и ждал с базара маму. Она пришла, осторожно высыпала из сумки на пол лиловую картошку и положила на одеяло перед Вовкой тетрадь в зелёном переплёте. — Вот тебе альбом, — сказала она. — Рисуй. Мне сегодня уже на работу. Кстати, про ежа. Не убрать ли его в сарай? Она заглянула в ящик и поморщилась. — Колючий, без хвоста. Бр-р! То ли дело кошки… Я ухожу. И прошу тебя, не вставать! Вовка охотно закивал головой. Как только мама ушла, он слез с кровати и, шлёпая босыми ногами по полу, подошёл к ящику. Ёж тотчас же свернулся. — Мурзинька, Мурзик! — ласково прошептал Вовка и покачал пальцем иглу. Колючая спина ежа дрогнула. Иголки поползли назад. Из-под иголок высунулась длинная мордочка с любопытными глазами— бусинками. Вовка осторожно, чтобы не испугать, просунул под зверька палец и пощекотал войлочное пузико. Ёж довольно запыхтел. Дружба завязывалась. В тот же день на первой странице альбома Вовка нарисовал существо, похожее на сапожную щётку. У щётки был длинный-дудочкой — нос и чёрные, с ресничками, глаза. Это был ёж. Подумав, Вовка пририсовал ему длинный пушистый хвост. Такой ёж мог понравиться даже маме.Большие перемены
Когда Вовка в первый раз после болезни вышел из дома, улицы он не узнал. Раздвинув дома и опрокинув заборы, на неё наступала стройка. Широкая, как река, полоса вспаханной земли двигалась через посёлок. Урчали, ровняя землю, бульдозеры. То и дело к ним подъезжали самосвалы и с грохотом сыпали на землю кучи дроблёного камня. Вдалеке уже курились синие дымки асфальтоукладчиков. Смутное воспоминание возникло в Вовкиной голове. Движение стройки повторяло какое-то другое, недавно виденное им движение. Ну, конечно! Машины шли точно по пути, проложенному долговязым парнем и веселыми девушками. Точно так, как ползла металлическая лента. Озадаченный переменами, Вовка походил по людной, полной новых звуков и запахов, улице, сбегал в сарай к Мурзику и возвратился домой. Большие перемены! В них было что-то беспокойное, угрожающее самому Вовке.Ехать?
И действительно, в этот день мама вернулась с работы раньше обычного. — Так, — задумчиво повторяла она, переходя от одного окна к другому. — Так… Так… А что, Володя, если нам с тобой придётся уехать? Вовка опешил. — Зачем? — Ты сегодня был на улице, видел. Делают шоссе. Оно пройдёт прямо через наш двор. Дом снесут. Мне предложили сегодня комнату около больницы, но я… — Мама обняла Вовку. — Мне не хочется оставаться здесь. Скучно, хочется настоящей работы. Вовка окончательно запутался. Зачем уезжать, если дают другую комнату? И почему у мамы работа скучная? Чертёжница на фабрике, где делают стулья. Вовка несколько раз приходил к ней. Мама рисовала гнутые спинки, круглые, как блины, сиденья, раскрашивала стенные газеты. Очень хорошая работа… Но в общем-то можно и уехать… — А куда? — В Иркутск. Что такое Иркутск, Вовка не знал. Ну, что же… Иркутск так Иркутск. Он послушно кивнул. — Вот и хорошо, — обрадовалась мама. — Увидишь горы, реки, дремучие леса. Знаешь, какая будет жизнь: где чемоданы — там и дом. — А чемоданы мы сами носить будем? Вовка спросил просто так, но мама вздохнула. Вовка знал, почему. Сколько он помнил себя — всегда они с мамой были одни. У всех мальчишек и девчонок на улице были папы — у Вовки папы не было. Мама никогда не говорила об отце, а если кто-нибудь её спрашивал, то делалась хмурой и отвечала: — Мы сами.Сборы
На другой же день в доме всё пошло кувырком. Распродавали вещи. То и дело приходили незнакомые люди, осматривали мебель, спорили о цене, качали головами, разглядывая в стульях дырки от гвоздей. Вовка делал вид, что к дыркам отношения не имеет. Мама каждый день бегала на почту, давала телеграммы, без конца повторяла слово «Иркутск». Вовке вся эта кутерьма нравилась. — Скоро! — таинственным шёпотом сообщал он Мурзику, присев в сарае над ящиком. — Едем в Иркутск! Ешь на дорогу больше! Еж недовольно пыхтел и отворачивал мордочку от капустной кочерыжки. — Полетим самолётом. Сверху всё-всё увидим. Горы, леса. Мама говорит, самый интересный лес — дремучий. А на аэродром поедем в автобусе! Автобус — это было лучше всего. Три мечты, три заветных желания давно уже томили Вовку: первое — прокатиться в автобусе; второе — познакомиться с настоящим моряком; третье — постричься с одеколоном. Мечты начинали сбываться. Дом пустел. Одна за другой исчезали привычные вещи. Диван, на котором он сидел вечерами. Стол, за которым рисовал. Кровать, под которой скрывался таинственный мир чемоданов и пыльных старых книг. К концу недели обе комнаты стояли пустые. Из далёкого Иркутска пришло, наконец, письмо, которое странно называлось «Вызов». Можно было ехать.Как быть?
В дорогу мама купила Вовке скрипучие жёлтые ботинки и клетчатую куртку с «молнией». Но радость покупки сейчас же была омрачена двумя неприятностями. Первая случилась в парикмахерской. — С одеколоном! — шёпотом попросил Вовка мастера. — Нет, нет, нет! —услышала и вмешалась мама. — Мал ещё. Вырастешь, — тогда. А сейчас — десять копеек с чёлкой — и марш из кресла. Вторая неприятность произошла дома. Проверяя уложенные в дорогу вещи, мама обнаружила среди чемоданов обвязанный накрест верёвкой ящик. — А это что? — удивилась она. — Мурзик. — Ежа в Сибирь? Да там своих девать некуда! Отнеси в огород. Мама сняла крышку и перевернула ящик на бок. Из ящика выкатился Мурзик. Десять минут спустя Вовка сидел в огороде на грядке и думал: как быть? Расстаться с Мурзиком было невозможно. Он уже ел из рук, позволял щекотать себя спичкой между иголками и понимал- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (17) »