Литвек - электронная библиотека >> Александр Якутский >> Современная проза и др. >> Игра в генсеков >> страница 3
прилетела Саманта Смит. Она написала письмо старому пердуну Андропову и он её пригласил. Конечно, каждый пацан моментально влюбился в эту потрясающую девчонку с невероятной красоты улыбкой. Мы смотрели каждый с ней репортаж по телеку, мы вырезали её фотки из «Пионерской правды», мы клеили их прямо на обои силиконовым клеем и наплевать, что они желтели и отваливались. Но очень быстро пришло понимание: где Саманта, а где мы? К тому же, Саманта скоро вернулась к себе, в гнездо империализма и мировой агрессии. Тогда мы оглянулись по сторонам. Я первый увидел, что в нашем классе самой клёвой была Оксанка.

Как-то раз устроили нам, шестиклассникам, вечер в кафешке. Мы наелись пирожных, напились ситро, как вдруг кто-то выключил свет, заиграла музыка и наша класснуха стала всех подбивать на танцы. Девчонки были не прочь, но мы, пацаны, глупо ухмыляясь, тут же размазались тонким слоем вдоль стен и всем своим видом демонстрировали презрительное безразличие.

И вдруг вижу — я уже в центре круга, руки согнуты в локтях, а ладони — на Оксанкиной талии и нещадно потеют, а мы топчемся самозабвенно, и «соединяет берега седой паромщик»… Потом класснуха долго не могла выгнать нас из этой кафешки, и «на вернисаже как-то раз». На следующий день я пересел за одну с Оксанкой парту.

А как-то раз класснуха устроила нам поход в театр и это было здорово, потому что постановочка была по Агате Кристи, и я запланировал, как сяду с Оксанкой рядом и в самый напряжённый момент возьму её как будто невзначай за руку.

Ну, пришли в театр. Народу — битком. Вдруг выходит дама в чёрном концертном платье и говорит в микрофон, что сегодня программа изменена и вместо Агаты Кристи мы будем смотреть спектакль «Не зраджена любов», про войну, на украинском языке. Мы обиженно загудели, но класснуха шикнула как-то так, по-особому, что ничего не оставалось делать, как только смотреть. Спектакль был совершенно не увлекательный. Не то что фильмы. «Они сражались за Родину», «Судьба человека», «В бой идут одни старики»… Это мы могли смотреть всегда, мы играли в эти фильмы, мы мечтали оказаться на месте этих героев. В спектакле же усердно накрашенные красноармейцы в наглаженных гимнастёрках закатывали глаза, заламывали руки и постоянно в чём-то клялись, совершенно не убедительно. Какие уж тут напряжённые моменты, где уж тут об оксанкиной руке думать. Совершенно расстроенный, я вернулся домой.

Дед сидел перед радиоприёмником «Рига» и слушал что-то сквозь шипение. В какой-то момент шипение стало таким громким, что нельзя стало разобрать ни слова. Дед продолжал напряжённо слушать. Так же внезапно шипение вдруг совсем пропало и раздался очень внятный голос:

— Вы слушаете радиостанцию «Голос Америки». Сегодня в возрасте 69 лет скончался генеральный секретарь КПСС Юрий Владимирович Андропов…ш-ш-ш-ш-ш… по событиям в Венгрии в 1956 году…ш-ш-ш-ш… наступила вследствие…ш-ш-ш… объявлен траур. К другим новостям. Жертвами пчёл-убийц стали … ш-ш-ш-ш… учёные считают, что…ш-ш-ш-ш… продолжает вызывать тревогу обнаруженное два года…ш-ш-ш-ш…, ошибочно названное гей-связанным имуннодефицитом. Как показывают новейшие…ш-ш-ш-ш… закреплено официальное название синдром приобретённого…ш-ш-ш-ш…

Дед послушал ещё немного и вышел из комнаты. Я остался и весь так и прилип к приёмнику. Я прослушал эти новости десятки раз, одни и те же, по кругу. То, что шипение побеждало в одном заходе, можно было расслышать в следующем. Я был ошеломлён, а потом как-то всё закрутилось…

Константин Устинович — это было уже как-то даже не смешно. Ну, пожали плечами, поехали дальше. Что там было? Продовольственная программа? Ладно, коли так. Реформа образования? Так и быть. Или это всё было не тогда? Какая разница, если ничего этого вообще не было на самом деле? Я вернулся к маме с батей, опять другая школа, Оксанка забылась мгновенно. Другие совсем заботы, другие девчонки. И то вдруг невыносимо хотелось жить, потому что — это же так здорово, и столько всего впереди. То вдруг накатывала необъяснимая тоска и всё теряло любой и всяческий смысл. Как раз в один из таких дней, в конце декабря, я включил дома телек и увидел «Лебединое озеро».

— Ух ты! — вяло отреагировали мама с батей и ушли на работу.

Оно и понятно. К тому моменту уж слишком многих мы проводили в последний путь. Каждый советский человек, даже без начатков музыкального образования мог легко и профессионально натпренькать губами «Лебединое озеро», «Аппасионату» или адажио Альбиони.

Вечером опять собрались у телевизора. Ну что ты будешь делать: «Лунная соната»! Родители посокрушались немного и отправились в гости. Я оставил телевизор включенным, читал что-то под хорошую музыку. Вдруг музыка оборвалась, раздались тревожные позывные. Я подскочил к окну. Двор наш — огромный, прямоугольный девятиэтажный колодец, квартир на четыреста. Уже модным было выставлять на подоконник колонки и делиться со всеми своим Высоцким и Джо Дассеном. Мне показалось хорошей идеей поделиться с соседями важным сообщением от Политбюро. Я рванул створку на себя и только тогда сообразил, что окно было тщательно заклеено на зиму. Бумажные полоски жалобно треснули, окно распахнулось и весь двор узнал, что сегодня, после тяжелой долговременной болезни на семьдесят седьмом году жизни скоропостижно скончался… Дмитрий Фёдорович Устинов. Да, новость важная, шишка большая, но вряд ли стоило из-за этого рвать оконную зимнюю оклейку. Но ничего, обошлось, похохотали с родителями, когда они вернулись, наварили мучного клейстера и заклеили заново.

А по весне и Константин Устинович засобирался в последний путь.

— Слушай, мам, — сказал я, когда мы равнодушно прослушали очередное сообщение Политбюро. — Тебе же завтра не на смену? И мне завтра в школу не надо: траур же. Давай в киношку сгоняем?

— Давай. А что там?

— «Спасите Конкорд».

— Так смотрели же уже. Но, с другой стороны, почему бы и нет, фильм-то классный, — согласилась мама.

Ничему не научила меня «Не зраджена любов»! Когда мы на следующий день подошли к кинотеатру, афишу уже заменили. Показывали «В бой идут одни старики», пытаясь придать трагичность моменту. Мы не пошли. А на следующий день выяснилось, что никакого траура не было. Ну, то есть, траур был, но не настоящий: занятия в школе не отменили. А у всех, кто прогулял, вызвали родителей в школу. Мои не пошли.

А потом всё как-то завертелось…

Чернобыль, «Адмирал Нахимов», Спитак, Вильнюс… События накатываются, одно страшнее другого. «Трагическая авиакатастрофа унесла жизнь Саманты Смит…» Милая наша подруга, ну что ж ты так! Ведь только-только же всё начинается, ну почему?

Генсеков