Сто раз помочь тебе готова,
любую ложь произнести,
но нет же, нет такого слова,
чтобы сгоревшее спасти.
Не раздобыть огня из пепла
и костерка не развести...
Все так печально, так нелепо,–
ни отогреть, ни увести.
Привыкла я к унынью ночи
и к плачу осени в трубе...
Чем ты суровей, чем жесточе,
тем больше верю я тебе,
тем все отчаяннее, чище
любовь моя и боль моя...
Так и живем на пепелище,
так и бедуем – ты да я.
Храню золу, латаю ветошь,
приобщена к твоей судьбе...
Все жду – когда меня заметишь,
когда забудешь о себе.
Очень тягостно, очень плохо...
Очень тягостно, очень плохо,–
некрасива, нехороша,
зарастает чертополохом,
засыхает моя душа.
Сердце, сердце,
гнездо без птицы,
пыль, да мусор, да тишина...
Неужели не возвратится,
не запоет она?
Я стою у открытой двери...
Я стою у открытой двери,
я прощаюсь, я ухожу.
Ни во что уже не поверю,–
все равно
напиши,
прошу!
Чтоб не мучиться поздней жалостью,
от которой спасенья нет,
напиши мне письмо, пожалуйста,
вперед на тысячу лет.
Не на будущее,
так за прошлое,
за упокой души,
напиши обо мне хорошее.
Я уже умерла. Напиши!