Любомир Дмитерко ПОСЛЕДНИЕ КИЛОМЕТРЫ Роман

Предисловие

Вышка у Бранденбургских ворот. Широкая магистраль, затененная изумрудными кронами кленов и лип, — геометрическое продолжение задумчиво-притихшей Унтер-ден-Линден, центральной улицы города-гиганта на Шпрее.

Тиргартен…

Тишина, покой, зеленое царство природы. На границе его — темное, понурое, будто приплюснутое сверху здание рейхстага, западноберлинский магистрат снял с него аварийный купол.

— Давайте поедем туда, — указав рукой в сторону замершей магистрали, предложил мой давний друг Иван Гаврилович Березовский. Теперь на его погонах звезды генерал-полковника. Обращаясь к седому, как и мы оба, человеку с моложавым и приветливым лицом, не то утверждает, не то спрашивает:

— Думаю, представитель посольства не возражает?

Тяжелая, неуклюжая «Чайка» сворачивает на боковую улицу. Проехав два квартала, останавливается перед контрольным постом британской зоны — будкой и шлагбаумом в стене границы, пересекающей город. Грузный офицер, чем-то похожий на мистера Пиквика, узнает посольскую машину. Взглянув на наши документы, он козыряет, дает знак часовому — пропустить. Заработала система сигнализации. Сфотографирован номер машины, передана информация в комендатуру зоны.

Еще несколько метров — и мы в другом мире.

Кипит, бурлит огромный город. Яркие витрины магазинов, показное, мишурное благополучие, шумная реклама, кричащие контрасты, циничное искушение, и над всем этим — тевтонский культ гигантизма: длинная, устремившаяся в небо стрела «Телефункена», ребристый хаос невообразимого кубического чудовища — дом-скала филармонии.

Но в неистовстве этой стихии есть неприступный для нее островок. Туда пролегает наша извилистая дорога.

Скульптурный ансамбль в Тиргартене. Памятник советским воинам. Навстречу седому генералу выбегает юный командир подразделения, лицо которого мне показалось очень знакомым.

— Товарищ генерал-полковник! Подразделение советских войск на посту Тиргартен, выполняя задание командования, несет караульную службу! Докладывает старший сержант Бакулин!

— Бакулин?!

Иван Гаврилович лукаво улыбается. Видно, он нарочно подготовил для меня этот сюрприз.

— Да, Бакулин Петр Петрович, сорок пятого года рождения, сын Петра Бакулина и Галины Мартыновой.

Комбат Бакулин… Телефонистка Мартынова… Так вот почему его лицо я словно бы уже видел ранее.

Молча пожимаю руку юноше…

Погостив немного в микрогарнизоне, возвращаемся назад. Снова тот же офицер, снова звонят сигналы: черная «Чайка» покинула британскую зону.

Унтер-ден-Линден. Советское посольство. Скромное, малозаметное здание. Сюда в июне 1941 года звонили с Вильгельмштрассе, 3: ведомство Риббентропа вызывало советского посла, чтобы сообщить о разрыве дипломатических отношений и начале войны.

Дальше иду пешком.

Посольства, государственные учреждения Германской Демократической Республики, университет Гумбольдта. Возле его темных древних стен — огромная толпа. Гомон полемизирующих, взмахи рук. Митинг, демонстрация, необыкновенное уличное происшествие? Нет, диспут. Свободный обмен мнениями между студентами Восточного и Западного Берлина.

Сворачиваю в сторону, хочется побыть наедине.

Узенькая, неказистая Бендерштрассе. На месте Новой имперской канцелярии — аккуратно подстриженный травяной ковер. В центре его конусообразный пригорок — стальной бункер Гитлера.

Тихо спускаются вечерние сумерки. Издалека доносится гомон дискутирующих. В соседнем дворе шумят-резвятся ребятишки. Играют в «рай» и «ад». Эти слова для них — только игра…

Рай — это и в самом деле нечто призрачное и условное.

А вот ад я видел. Здесь, в Берлине. Четверть века назад.

Часть первая ОДЕР

1

В просторном классе польской сельской школы метельным зимним вечером 1945 года командующий фронтом вручал ордена и медали группе награжденных офицеров. В комнате стояла настороженная тишина, проникнутая тем нервным напряжением, когда малейшее движение или шорох привлекают общее внимание. Авторитет маршала, сила воинской субординации невольно делали свое дело.

Глиняная печь с ободранной штукатуркой жарко полыхала.

На противоположной, еще не просохшей стенке — школа несколько дней подряд стояла пустой — в одинаковых ясеневых рамах висели портреты Сталина и Осубки-Моравского, тогдашнего премьер-министра Польши.

Привычно, размеренным шагом, подходил маршал к офицерам, вручал награды и хрипловатым, простуженным голосом произносил поздравительные слова. Церемония вошла уже в определенный ритм. Гвардии полковник Березовский, преодолев в себе первое волнение, спокойно ждал очереди. Возле него стоял худой, высокий узбек со скуластым лицом. Большая курчавая голова Березовского едва доставала его костлявого плеча.

Маршал подошел к узбеку:

— Капитан Абдурахманов, — прохрипел, подавляя кашель, маршал, — Военный совет фронта наградил вас медалью «За отвагу».

Приколол медаль к вылинявшему кителю, который висел на худой груди капитана, будто на палке, протянул руку. Но рука повисла в воздухе. Все, стоявшие поблизости, заметили, что правый рукав кителя капитана пустой.

Минутная тишина. Даже слышно, как трещит раскаленная печь, как с холодной стены падают на пол и звенят капли.

— На плацдарме?

— Так точно, товарищ маршал!

Командующий фронтом задумался. Ох этот сандомирский плацдарм, ключ к Варшаве! Крепким оказался орешком. Нужно было во что бы то ни стало захватить и удержать его…

Он обратился к адъютанту майору Борисенко:

— Орден Красного Знамени. Мигом!