Басина Марианна Яковлевна На брегах Невы

                …и на брегах Невы

Меня друзья сегодня именуют…

А. С. Пушкин. «19 октября». 1825

В петербургском захолустье

В Ленинграде на правом берегу реки Фонтанки, в самом конце её, близ Калинкина моста, есть довольно унылого вида дом под номером 185. Он ничем не привлекает внимания прохожих, и если бы не мемориальная доска на фасадной его стене, прочно затерялся бы среди себе подобных. Доска его выделяет. На ней написано: «В этом доме по окончании Лицея жил А. С. Пушкин с 1817 г. по 1820 г.».

В этом доме жил Пушкин…

Правда, в те далёкие годы дом вице-адмирала Клокачёва, где снимали квартиру родители Пушкина, имел иной вид. В унылую длинную четырёхэтажную громадину его превратили позднейшие владельцы. А тогда был он двухэтажным, на высоком полуподвале, в десять окон по фасаду. Считался большим и вместительным в захолустной, окраинной части Петербурга — Коломне.

Коломна — страна мелких чиновников, ремесленников, «ундеров» в отставке, актёров, что победнее, вдов, живущих на пенсию, — простиралась за Крюковым каналом, между реками Фонтанкой и Мойкой. Сюда, на задворки столицы, не скоро попадали из центра города. Извозчик с Невского от Аничкова моста брал с Пушкина за проезд до дома Клокачёва целых восемьдесят копеек. Деньги весьма немалые, если принять во внимание, что коломенские обитатели забирали на день в мелочной лавочке на пять копеек кофию и на четыре сахару.

Своё название Коломна получила от слова «колонна». При Петре I, когда Петербург ещё строился среди лесов и болот, для осушения почвы прорубали в лесу просеки. Архитектор Доменико Трезини называл их «колонны». В языке петербургских жителей «колонны» превратились в «Коломны». От них и пошла Коломна. Свидетельством топкости коломенской почвы служило ещё при Пушкине глубокое болото в конце Торговой улицы. Чиновники — любители охоты — отправлялись туда в праздничные дни пострелять куликов.

Странное впечатление производила эта окраина.

Столица здесь заявляла свои права по-петербургски прямыми улицами, гранитной набережной Фонтанки, доходившей уже до Калинкина моста. Самим этим мостом с цепями и башнями. Церквами изрядной архитектуры. Двух- и трёхэтажными каменными домами.

Но не они здесь главенствовали. Они терялись среди дощатых заборов, тянувшихся вдоль плохо мощённых улиц, полосатых будок, деревянных домишек с садами.

И дом Клокачёва окружали «убогие лачужки», принадлежавшие «ундеру» Шумареву, трубачу Тячкину, кузнецу Димшукову. Они, как родные братья, походили на тот домик в Коломне, который Пушкин позднее описал в своей стихотворной повести:

Не одна только внешность отличала Коломну от центральных частей города. Жизнь здесь текла не по-столичному тихо. Пешеходов встречалось немного, стук карет бывал в редкость. А если уж останавливалась возле дома карета, во всех окнах показывались любопытные женские лица, даже в зимнюю пору набегали мальчишки. И можно было наблюдать, как, поджидая своего барина, скрывшегося в подъезде, кучер дремлет на козлах, а гайдук — выездной лакей, молодой и рослый детина, играет с мальчишками в снежки…

Вставали в Коломне чуть свет. Ложились тогда, когда на Морских и на Невском выезжали с визитами. Столичные новости сюда доносились как эхо. Здесь всё больше толковали о способах приготовления кофию, сбережения шуб от моли, дороговизне говядины и капусты, о разных житейских происшествиях.

Встретится, бывало, идучи по воду к Фонтанке, дворовая девушка из господского дома с соседкой-молочницей и пойдёт разговор:

— Здравствуй, Ивановна!

— Здорóво, кормилица!

— Что тебя не видать, куда ты запропастилась?

— Ах, дитятко! Не знаешь ты моего невзгодья. Прохворала всё, окаянная. А к тому же господь нас посетил. Ведь у меня две коровушки пали. Эдакой причины со мною никогда не бывало. И сокровище-то моё… Ох, девушка! В Покров-то вечером подоила я коровушек и, благословясь, пошла кое-что присмотреть по домашности да приготовить своему поужинать. Ну, удосужилась я, сижу, матушка моя, у окна и вяжу чулок. Глядь, ан идёт мой сокол, переваливается. Я тотчас на плечи шугай и выбежала отворить ворота. А он вдруг клобысть меня по затылку. Ах, пёс проклятый…

— Да, плохое житьё твоё, Ивановна, — сочувствует девушка. — И моё, чай, не лучше. Загоняли: «Машка, завари кофию! Машка, подай барину сюртук! Машка, беги по воду!» Хуже нет у бедных господ-то жить. То ли дело у богатых. У богатых — людей полон дом. А тут всё Машка да Машка…

Собеседницы стоят, жалуются, вздыхают, покачивают пустыми вёдрами на коромысле. Потом, вдруг спохватившись, что у одной в печке щи перепрели, а у другой, верно, барыня из себя выходит, дожидаючись воды, торопливо спускаются к реке.

Коломна, по меткому выражению Гоголя, была «не столица и не провинция». Своеобразная смесь того и другого.

Безрадостное новоселье

Родители Пушкина обосновались в Петербурге на постоянное жительство весною 1814 года. Сперва приехала из Москвы Надежда Осиповна со своей матерью Марией Алексеевной и двумя детьми — Ольгой и Львом. Потом прибыл и Сергей Львович. Он некоторое время служил в Варшаве, вышел в отставку и вслед за женою приехал в Петербург.

Воспитаннику Лицея Александру Пушкину петербургское новоселье родителей рисовалось лишь в воображении. По строгим лицейским правилам из Царского Села лицеистов не выпускали. Пушкин слушал с интересом рассказы сестры, которая вместе с матерью навещала его, и мечтал о Петербурге.

Петербург… При этом слове невольно ёкало сердце. Он не мог забыть те летние дни, что провёл в Петербурге перед поступлением в Лицей. Непохожесть живописной, своевольно разбросанной Москвы и этого строго расчерченного города его ошеломила. Там, в Москве, он никогда не казался себе таким смешным и маленьким. А здесь он растерялся: прямизна широких улиц, шпили, рвущиеся ввысь, громады дворцов, каналы, сумрачные просторы Невы… Выходя из дому, он хватал за руку дядю Василия Львовича, который привёз его сюда. Но растерянность быстро прошла. Её сменило восхищение, любопытство.

Дядя водил его повсюду, таскал к приятелям, где читал свои стихи, и даже катал на ялике по Неве, прихватив для весёлости их нового знакомца — тринадцатилетнего внука адмирала Пущина — Ивана. Тот тоже поступал в Царскосельский лицей.

Иван Пущин жил на Мойке,