Валерий Попов ЧЕРЕЗ ЛЕТУ ОБРАТНО (Запоздалый шестидесятник) ^{(Повесть)}

Новая муза

…Чпок! Сознание вдруг выпрыгнуло из глухой тьмы, как поплавок… Тихая, словно заколдованная, вода, за ней — плоский зеленый берег. Слева — лохматые бордовые репьи, корявый чертополох. Щучье озеро. А еще… Заставка моего ноутбука, что я поставил! А где, собственно, я? Все вижу — правда, неподвижное, — но как-то не вижу себя. Руки-ноги, другие мелочи… Где?

Я смотрел на экран. Это он, гад, ноутбук (слово-то какое поганое!) угробил меня. Загнал. Вот раньше, бывало, отправишь произведение, и, пока лошади бьются с сугробами, ты пьешь и гуляешь месяц-другой. А тут, при ноутбуках: «Бряк!» — и все решено, и работай дальше!

А теперь я уже и сам — ноутбук? Перевели в электронный вид? И я уже «прописан» лишь здесь?.. «И то слава богу!» — бодрая мысль.

А ты надеялся, что будет тебе полноценный ад, как у Данте Алигьери? Размечтался! Не те времена. Это сколько же надо гигабайт! А тебе — вот: картинка вроде обоев. Уткнись — и молчи! Понял вдруг, что меня тревожит: Пустота! Над «водой» раньше реяли «мотыльки» — их были сотни. И у каждого — крылышки из букв. И когда наводил стрелку и щелкал, выплывал кусок моей жизни. Теперь почему-то лишь два значка: «Презентация» и «Юбилей»… Что-то я их даже не помню. Кто, интересно, так «урезал» меня?

Неужели Он, всемилостивый? Не верю! Без Него переход на «тот свет» не обходится. Но неужели Он? Подсуетился, наверное, кто-то из общих знакомых, не совсем, видимо, расположенный ко мне. Поглядеть?.. Может, «по почерку» что-то пойму?

И тут стрелочка сама вдруг подвинулась к первому значку… Ага! Значит, дух мой все-таки здесь «витает»! Это хорошо. Кликнул (непонятно, правда, как) — и открылось!

«Презентация».

…По гулкому залу человек с честным лицом (явно не я) несет, печатая шаг, растрепанную книжку. Причем брезгливо держит, за уголок страницы, как за ухо нашкодившего щенка. Книжку я знаю: совместный с еще двумя соавторами детектив, каждый рассказывает от своего героя. Какой-то благороднейший человек несет мою книгу, которую, однако же, по всему судя, прочел — исключительно, думаю, благодаря мне. Но результат — вот такой.

— Заберите! — кидает книгу под ноги мне. — И таких мерзостей больше не пишите!

Возмущен! Как, кстати, и мои соавторы, которые тут же рядом стоят. Без меня бы лапу сосали! Но тоже — возмущены! Конечно, на фоне всеобщего благородства я резко выделяюсь в худшую сторону… но кто бы без меня заработал? Поскольку все мои соавторы сугубо благородны и никто из их героев никаких сомнительных деяний на себя не берет — а без этого детектив не существует, — пришлось все сомнительные деяния взять на себя. Вопрос: кто тут благороднее? Может, им тогда и гонораров не брать? Разволновался я. Это хорошо для данной ситуации. И теперь понятно, кто тот «почтальон», который это «послание» доставил. «Благороднейший»!

— Гуня… Ты?

Мой суровый соавтор по детективу, в который он меня и втравил! А теперь — сдал «высшим инстанциям». Неказисто представил. Зато сам — воспарил на недосягаемую высоту!

— Да. Слушаю тебя, — откликнулся наконец.

— Это ты меня сюда засадил?

Выслушал обиженное молчание. Он же на меня, оказывается, и обижается… программист!

— Никуда я тебя не засаживал! — холодно произнес. — Просто дал, что сумел.

С достоинством умолк. Он «сумел». В том числе — замутил и тот детектив, в котором я так неприглядно выгляжу. Ну «друг»! Ближе никого не нашли? А есть ли у тебя близкие? Особенно теперь?!

Кликнул «Юбилей»… Сюжет небольшой. Какой-то раздувшийся до багровости мерзкий старикашка читает Пушкина почему-то.

— …«И может быть — на мой закат печа-а-альный…»

А кому, собственно, от его заката — печаль?

— «Блеснет любо-о-овь… — игриво пальчиками пощекотал пространство вокруг себя, — улы-ы-ыбкою прощальной!»

Откуда, интересно, эта «любо-о-овь», которая должна почему-то ему «блеснуть», возьмется?

Да ведь это же я! Но какая сволочь сняла? Думаю, что та же самая! И главное — представила? «Вывесила», как говорят сейчас? И Он во все это поверил, раз допустил!

Эх! В Год литературы обидно так умирать! — пришла вдруг мысль. С таким «досье» куцым…

И вдруг — тихий голос. Его! Никогда не слышал, но сразу узнал.

— Ты еще не готов… быть здесь?

— Н-нет!

— У тебя есть еще желания?

— Да!

— Любовь… улыбкою прощальной?

Поверил «ролику»? А что у Него еще есть про меня?

— Да!

Хоть за что-то зацепиться! (И «зацепился»! Да еще как! Теперь не отцепиться!)

— А ты… справишься?

— Да.

— Ну хорошо, — еле слышно донеслось.

«Что хорошо-то?! — мысленно вскричал я. — Где хорошее-то?»

И тут на экран выпрыгнули буквочки.

АБВГДЕЁЖЗ

ИЙКЛМНОПР

СТУФХЦЧШ

ЩЪЫЬЭЮЯ

Особенно мне нравится, как этот «состав», разогнавшись и лязгая, перед самым концом тормозит, шипит, выпуская пар — УФХЦЧШЩ! И много еще чего в буквочках этих есть, кроме поезда!

Жадно набил (как-то даже без пальцев) свой любимый проверочный текст-скороговорку:

НИЛ

Нил чинил точило. Но ничего у Нила не получилось. Нил налил чернил. Нил пил чернила и мрачнел. Из чулана выскочила пчела и прикончила Нила. Нил гнил. Пчелу пучило. Вечерело.

Есть! Ща! Моща! Порой сам себя привожу в ужас! Щ-ща!

— Что это? — Голос похож на басок Гуни. — Какой-то спам!

Я тебе покажу «спам»!

Решил, пока есть возможность, выпить. Если есть буквы — можно все! Когда-то я сухие вина предпочитал. «Вазисубани»… Его и народ любил. Называл ласково «Вася с зубами». «Эрети» — это было из самых дешевых, в районе рубля. Его мы с друзьями «Эректи» называли. И неспроста. «Телиани» любили. Настраивало на философский лад — «Те ли Ани? Или не те?» Много других было изысканных вин, с названиями, не поддающимися расшифровке, но оттого еще более манящих: «Мукузани», «Гурджаани», «Псоу» — вино с названием пограничной реки, которая не столько разъединяла, сколько соединяла нас. «Псоу» — это полусладкое, на десерт… Буквочки уже расплываться начали. И тут — закосел! А что? Неплохо здесь живу. «Везде умеешь устроиться!» Ну что? «Глубокий освежающий сон»? Сон — закусон? Да нет. Сон тут может оказаться слишком глубоким, где-то даже вечным. Можно и не проснуться. Погуляю еще! Стал к местным служащим приставать:

— Эй, Харон! Обратно не довезешь? Порожняком, что ли, обратно пойдешь? Как же логистика?

— Ну, если