Английский фантастический роман

Кит Робертс Павана

ПРОЛОГ

Теплым июльским вечером 1588 года в Лондоне в гринвичском королевском дворце лежала на смертном одре женщина — пули убийцы засели у нее в груди и животе. Смерть похитила все ее величие: черты лица исказились, губы посинели. Но отзвук ее последнего хрипа потряс полмира. Ибо в могилу сошла сама Королева-Фея, Елизавета I, верховная владычица Англии…

Ярости англичан не было предела. За неосторожное слово, даже шепотом произнесенное, можно было поплатиться головой. Одного туповатого юнца, благожелательно отозвавшегося о папе римском, толпа мигом разорвала на куски. Уже обобранные до нитки непомерными штрафами, еще втайне скорбящие о казненной шотландской королеве, еще лелеющие память о славных деньках мятежа единоверцев на севере, английские католики стали жертвами очередных погромов. Дабы оборониться от соотечественников, пришлось им браться за оружие, когда от вспыхнувшей в Вальсингаме искры заполыхала вся страна и повсюду сигнальные костры принялись перемигиваться со зловещими всполохами аутодафе.

Весть пошла гулять по свету: не миновала ни Парижа, ни Рима, ни таинственной крепости Эскориал, где Филипп II не оставлял мысли прибрать к рукам Англию. Слух о том, что в стране брат пошел на брата, достиг грозных кораблей Армады, как раз огибающих мыс Лизард, чтобы соединиться на фламандском берегу с готовой к вторжению армией Пармы. Целые сутки, пока Медина-Сидония в раздумьи мерил шагами палубу «Сан-Мартина», судьба половины мира висела на волоске. Но вот он принял окончательное решение. Поочередно все галеоны и караки, все галеры и неуклюжие уркасы развернули носы на север в сторону английского берега. В сторону Гастингса и места давней битвы при Сантлахе, где судьба страны решалась несколько веков назад. В результате последовавших событий Филипп очутился на английском троне, а во Франции сторонники Гиза, окрыленные победами католиков по ту сторону Ла-Манша, свергли ослабленную династию Валуа. «Война Трех Генрихов» завершилась полным триумфом Священной лиги, и римско-католическая церковь вернула утерянную было безграничную власть.

А победители своего не упустят. Коль скоро власть католической церкви стала незыблемой, то крепнущая нация британцев все силы обратила на службу папам: привела в покорность нидерландских протестантов, после продолжительных антилютеранских войн поставила на колени все германские города-государства. Поселенцы на североамериканских землях остались под властью испанцев. Капитан Кук водрузил над Австралией синий стяг Престола Петра.

В самой же Англии на пространствах, где ветхая старина соседствовала с робкой новизной, где, словно в варварские времена, воздвигались сословные, национальные и языковые барьеры, по-прежнему процветали средневековые замки. Мили и мили непроходимых чащоб разделяли жителей новой эпохи. Одни упивались наступившими временами в уверенности, что сбылись их упования и восторжествовал Божий Промысел. Другие полагали, что сгустилась тьма средневековья и воспрянуло к жизни все вроде бы безвозвратно канувшее в прошлое, чего и вспоминать-то не хотелось. Леса заполнились медведями и дикими кошками, наглыми волками и злющими гномами.

Над всем и всеми царила карающая и милующая папская десница — духовенство Воинствующей Церкви властвовало безраздельно. Однако к середине двадцатого столетия глухой ропот стал раздаваться все слышней. В который раз запахло бунтом…

ФИГУРА ПЕРВАЯ «Леди Маргарет»

Дурновария, Англия, 1968 год.

В назначенное утро предавали земле прах Илая Стрэнджа. Лишенный черных и пурпурных покровов гроб опускается в отверстую могилу; белые ленты скользят в ладонях могильщиков. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Земля принимает ей принадлежащее. Неподвижно стоящая в нескольких милях от кладбища «Леди Маргарет» взревела, пустив струю пара, и огласила окрестные холмы громовым ревом морского чудища.

Уже в три часа дня в депо царил полумрак, напоминая о приближении ночи. Свет, сизый и тусклый, просачивался сквозь длинные световые люки, и поперечные балки крыши поблескивали, будто металлические ребра. Под ними томились в ожидании локомотивы: корпус каждого — в два человеческих роста, а кабины чуть не касаются потолка. Тут и там скользили блики света — отражения то ли хомутов парового котла, то ли звездчатого рельефного орнамента на маховике. Массивные ведущие колеса утопали в густой тени.

В полумраке шагал мужчина. Он двигался уверенно, насвистывая сквозь зубы и постукивая подошвами ботинок об истертый кирпичный пол. На нем были джинсы и толстая фуфайка буксировщика с поднятым от холода воротником. На голову натянута шерстяная шапочка — когда-то красная, а теперь почерневшая и засаленная. Фонарь покачивался в его руке, и отблески света метались по темно-бордовым полосам на боках локомотивов.

Он остановился у последнего в ряду локомотива, дотянулся до буксовой челюсти и повесил на нее фонарь. На мгновение застыл, любуясь здоровенными корпусами машин, безотчетно потер руки, вдохнул привычный ненавязчивый запах дыма и машинного масла. Затем взобрался по лесенке в незастекленную кабину и распахнул дверцы топки. Присел и принялся размеренно трудиться. Кочерга звякала о чугунные решетки, пар от дыхания вился у плеч. Растопка готовилась со всей тщательностью: сперва обрывки бумаги, потом сложенные крестиком щепки, наконец несколько лопат угля, брошенных ритмичными движениями из тендера. Поначалу пламя должно быть небольшим — в самый раз для холодного парового котла. Если сразу наддать жару, то расширение будет внезапным, пойдут трещины, начнутся протечки на изгибах воздуховодов — хлопот не оберешься. Такие могучие с виду локомотивы на самом деле капризны как дети: их надо ублажать, с ними надобно няньчиться, и только тогда они проявят всю свою силищу.

Мужчина отложил