подцепил леща под другую жабру… и протянул мне. Все засмеялись: не чему-то конкретному, а от избытка чувств.

— Послушайте! — я не сдержался. — А… вы кто?

Они переглянулись. Повернулись к Авдеичу.

— Гаишники! — гордо тот произнес.

Я слегка опешил. Но должен ведь и я сделать что-то хорошее!

— Здорово! А говорят про вас!..

— Но должны же мы быть где-то приятными! — улыбнулся «нарядный».

И тут, в момент наивысшего счастья, заверещал телефон.

— Алло-о-о! — увидев номер, радостно закричал я на весь простор.

— Ты чего кричишь? — суровый голос Вари.

— А что?! — пьяный от счастья (да и просто пьяный) закричал я. — Тебе радуюсь!

— Погоди радоваться! Тут такое!

— Где?!

— На озере! Тут твой друг Фома… воду спускает! Говорит…

— Еду! — закричал я.

Крик от купола Исаакия отразился!

Как я несся! Ночью! Велосипед дрожал! Славно, хоть и опасно, под гору. Зато увижу своего друга Фому. Как это он сюда так быстро успел?! Сдержал угрозу про «мокрое дело»! «Подвижен, как ртуть, и так же ядовит»! Зотыч говорил про него: «Секундомер в жопе!» Или это он про меня?!

Вынесло к озеру. Даже не тормозил. Увидел: много машин стоит и в свете фар экскаватор срывает перемычку, что держит озеро. Фому, к сожалению, не увидел. Увидел, как Жос, в черной форме охранника, шлагбаум поднимает передо мной. Нет, не передо мной! Занимая всю ширь, проехал огромный белый «кадиллак». А передо мной труба, наоборот, опускалась... БАММ!

— Погиб как герой! — Зотыч, тоже в форме, одобрил.

В палате появился Фома:

— Ну что? Снова в бинтах?

— Это и есть то «мокрое дело», которым ты мне грозил? Наше озеро?

Фома хмуро кивнул:

— Да. Наша общая знакомая Убигюль... желает замок построить на острове. Как на Рейне! Но — именно здесь. Деньги — это все! А чтобы остров построить, воду спускаем.

— Это же наша жизнь… сливается!

— Приостановили… пока. А ты — весь век в радости хочешь прожить?!

— …Волнуюсь за Нонну, как она там?!

— Нет ее там.

— Как?!

— В больницу отправили. А в доме твоем теперь Бобон. Ну и…

— Валентин?

— А кто же еще? Говорит, слишком много ты там прожил!.. А помнишь, как мы тут с тобой, — кивнул за окно, — ныряли?

— Ага! — я кивнул, сдерживая слезы.

Фома размозжил о табурет огурец, который он принес для меня, и мы рассмеялись.

Мой врач появился.

— Болит маленько! — Я коснулся бинтов.

— Голова-то как раз крепкая у вас! А вот сердце разрушено. Нужна операция.

То-то там жжет!

— …Будем изыскивать! — неопределенно сказал он и вышел.

Варя влетела, как пламя!

— Как ты тут? Хорошо? — заговорила уверенно. — Носочки теплые есть у тебя?

— Да уж, наверное, не надо! — бил я на жалость. — Зачем они там?

— Но как же ты там без них? Озябнешь! Я же помню, ты и в Египте без них не спал. А помнишь, в Вене мы даже Новый год с ними встречали! Стояли, как валеночки, с той стороны стола! Как же ты без них?!

— Хорошая ты моя!

Прильнула. Слезы смешались. Выпрямилась.

— Ну, — улыбнулась, — не волнуйся. Закрой глазки. Вытяни ножки.

— Это уж ты говорила! — Я улыбнулся счастливо. — Может, останешься?! — вырвалось у меня.

Вдруг застыла, дурашливо отвесив губу, сильно задумалась, словно действительно еще можно все изменить.

— Но ты же сделал свой выбор! — неуверенно проговорила она.

— Я? А разве не ты?!

— …Отгрызть тебе, что ли?

— Да!

Смотрели друг на друга, улыбаясь. В последний раз?

— Ну все. Не волнуйся! — погладила по лысине. — Все сделаем хорошо.

…И я не подкачал, обещая, что жизнь за нее отдам!

— Ну спасибо тебе… за все.

— Да я еще!.. — даже приподнялся.

Подняла ладонь: «Стоп!» И пошла.

— Крыло там… возьми! — крикнул ей вслед.

Весело отмахнулась.

Больница — длинный одноэтажный дом, сразу за окном зеленый луг, усыпанный… чуть не сказал — отдыхающими. Выпивка, закуска, родные… Бурлила жизнь! Вдали луг спускался к озеру. Больные весело прощались и переплывали на тот берег на гробах, огребаясь крышками. Пользуйся случаем! Чего еще ждать?

— Ну… едем на операцию.

— Спасибо вам!

— Другу скажите.

Меня везли по коридору больницы, и вдруг услыхал:

— Веча! Я здесь!

Рванулся, но меня удержали:

— Вам нельзя.

Наркоз… Из тишины обрушился гвалт чаек. Я открыл глаза. Берег озера — и целая пурга этих птиц! С чего это вдруг? Мертвого разбудят!

Я разглядел эпицентр этой бури: маленький, хорошо одетый мальчик невозмутимо стоял и сыпал крошки с горсти, не считая, видимо, этот ор от земли до неба чем-то особенным. Где-то я видел его.

Вернулась тишина — и открылось небо. Солнце плавилось на границе воды. Чуть поодаль на берегу я разглядел Валентина, страстно вещающего какой-то даме:

— Нам всем до «Войны и мира» ой как далеко!

«Далеко, но по-разному! — хотелось вмешаться. — Все же это расстояние для каждого свое».

Он вдруг подошел:

— Ну, ты видел? Я все делаю для тебя! Но… не знаю! — развел руками. Пошел.

Мошки так и реяли над вечерней водой, все суетливей — и ниже. Что за парад? Господи! Глянул вдаль — длинный ряд вдавленных в воду точек! Топятся эскадрильями!

Волны, хлюпая, изогнули строй утопившихся мошек, и их прямой ряд изогнулся зигзагом, буквою «S».

Поверхность озера сияла, даже грела лицо. И какая-то женщина, похожая на мою бедную дочь, ответившую за все наши грехи, выходила из воды, но потом снова в упоении кидалась в нее, приговаривая:

— Как хорошо! Как же сегодня хорошо! Целое лето так не было!

— Па-дъем! — возник темным силуэтом Жос.

Я поднял голову и обомлел: все тело мое — в радужных мелких крылышках! Затрепетали — и, не ломая строя, поднялись!