меня следовать своим симпатиям. А не могли бы вы нарисовать портрет вашего протеже?

— Ну, разумеется! Как я уже говорила, госпожа, это красивый молодой человек примерно пяти футов и пяти дюймов ростом, черноволосый и черноусый. Одет он в штатское платье, но я готова держать пари, что это офицер; впрочем, у него в петлице ленточка ордена Почетного легиона.

В прежние годы последнее замечание еще могло бы о чем-то свидетельствовать, однако в это время оно уже ни о чем не говорило.

— Господин Эжен, брюнет, ленточка ордена Почетного легиона… — повторила Фернанда, пытаясь догадаться, кто это может быть; повернувшись к Корнелии, она спросила: — Не припомните ли, милая, за год, что вы у меня служите, вам доводилось когда-нибудь видеть этого красивого молодого человека?

— Ни разу, сударыня.

— Кто бы это мог быть? Не Эжен ли д’Арвиль?

— О нет, госпожа, это не он.

— Эжен де Шастелюкс?

— Ах, опять не он.

— Эжен де Кло-Рено?

— И не он тоже.

— В таком случае, моя дорогая, ступайте и скажите этому господину, что меня нет.

— Как! Госпожа приказывает?..

— Ступайте же.

Последние слова Фернанда произнесла с таким достоинством трагедийной принцессы, что, как бы ни хотелось горничной продолжать отстаивать интересы своего протеже, ей пришлось все-таки направиться к выходу, повинуясь столь неоспоримому предписанию.

Итак, мадемуазель Корнелия удалилась, а Фернанда с еще более рассеянным и скучающим видом, чем прежде, обратила свой взор на рукопись, но не успела она прочитать и одного четверостишия, как дверь снова отворилась и появилась горничная.

— Как, опять вы? — произнесла Фернанда, пытаясь придать своему тону должную строгость, однако суровости в ее голосе заметно убавилось.

— Ах, Боже мой, да, госпожа, — отвечала Корнелия. — Ах, Боже мой, да, это опять я; но, простите меня, только господин Эжен не желает уходить.

— Как это не желает?

— Он говорит, будто знает, что вы никогда не выходите по утрам.

— Да, но утром я принимаю лишь своих друзей.

— Он говорит, что принадлежит к числу ваших друзей.

— Ах, дело, похоже, осложняется — Эжен, брюнет, ленточка ордена Почетного легиона и принадлежит к числу моих близких друзей — может быть, это Эжен де Мирмон?

— Нет, сударыня. Этот лучше.

— Эжен д’Аркур?

— О, этот гораздо лучше.

— Эжен д’Аржи?

— О, этот намного-намного лучше.

— Известно ли вам, госпожа Корнелия, что вы разожгли мое любопытство?

— И еще, — продолжала горничная, протягивая хозяйке красную сафьяновую шкатулочку размером с пятифранковую монету, — он добавил: «Отдай это Фернанде, и тогда она узнает, кто я».

— Фернанде?

— Да, сударыня, он сказал «Фернанде»!

— Честное слово, признаюсь, я теряюсь в догадках, — промолвила актриса, с любопытством открывая крохотную шкатулку.

— Да тут портрет госпожи! — воскликнула горничная. — О, до чего похоже! Как вы красивы с этой вуалью, развевающейся вокруг головы!

— Мой портрет, — прошептала Фернанда, собрав, судя по всему, последние силы, чтобы оживить свои воспоминания, — мой портрет! Кто бы это мог быть? Понятия не имею, честное слово.

Затем, после минутного молчания, она воскликнула:

— Ах, Эжен?

— Да.

— Брюнет?

— Да.

— Ленточка ордена Почетного легиона?

— Да.

— Из числа моих друзей… Этот портрет… и этот вензель на шкатулке, который я не сразу заметила: «Э. Б.» Ну, конечно, конечно. Боже мой, у меня совсем нет памяти! До чего я рассеяна! Зовите же, зовите этого бедного Эжена. Как долго я заставила его ждать! Подумать только, то же самое случилось у меня с Жеромом не далее как месяц назад!

Корнелия не заставила просить себя дважды; она стрелой бросилась выполнять приказание, и не успела Фернанда посетовать на свою память, как вместо Корнелии на пороге появился красивый молодой человек с черными волосами, с черными глазами, черными усами и красной ленточкой в петлице.

— Прошу прощения, дорогая Фернанда! — со смехом воскликнул молодой человек. — Но клянусь честью, я и не подозревал, что за время моего отсутствия вы стали такой неприступной.

— Но кто бы мог подумать, что это вы, дорогой принц? — возразила Фернанда, протягивая вновь прибывшему руку, которую тот поцеловал с победоносным видом. — Вы велите доложить о себе, назвавшись просто-напросто Эженом. Поверьте, у меня столько знакомых Эженов…

— То, что вы спутали меня со всеми Эженами на земле, лестно для меня. Ах, простите, мой портрет! Окажите любезность: верните мне его.

— Стало быть, вы по-прежнему дорожите им? — спросила Фернанда с чарующим кокетством.

— По-прежнему, — ответил принц, придвигая скамеечку к кушетке.

— Корнелия, — сказала Фернанда, — пока его императорское высочество находится в моем доме, меня ни для кого нет.

Корнелия широко открыла глаза от удивления; до сих пор ей доводилось видеть принцев, приходивших к ее госпоже, но среди всех этих принцев мало кого торжественно величали высочеством, а тем более императорским.

И мадемуазель Корнелия удалилась без единого слова.

— Давно вы в Париже, мой дорогой Эжен? Ах, простите, ваше высочество, я продолжаю обращаться к вам, как прежде, словно вы все еще простой полковник консульской гвардии.

— И правильно делаете, моя прекрасная Фернанда. Продолжайте, прошу вас. Давно ли я приехал? Вчера, и первый мой визит был к вам, неблагодарная!

— Как? Вы приходили сюда?

— Нет, я не застал бы вас, потому что вы играли.

— Ах, верно!

— Я был в Комеди Франсез.

— В императорской ложе? Но я вас там не видела.

— Так вы смотрели туда, коварная! Меня там не было, зато был Понятовский.

— Вот как! Я его не заметила.

— О! Обманщица втройне! — воскликнул принц. — Нет, сударыня, нет, я был инкогнито в ложе бенуара.

— Один?

— Нет, вместе с вашим портретом.

— О, Боже мой! Как вы галантны! Но клянусь вам, я не верю ни единому вашему слову!

— А между тем это чистая правда.

— Тем хуже! Остается пожалеть, что вы приходили вчера.

— Почему же? Вы были очаровательной Заирой и восхитительной Роксоланой.

— Я была нехороша собой.

— Оставьте, напротив, вы были прелестны.

— Нет, я была не в настроении.

— Что, Понятовский слишком долго болтал со своей соседкой?

— Я была раздражена.

— Умер Дюрок?

— Я была печальна.

— Или разорился Мюрат?

— Кстати, о Мюрате, он ведь великий герцог, не так ли? И говорят, его стараются сделать вице-королем, как вас, или королем, как Жозефа, это