Маршруты и локация

1

Маршрут: Никита Черных

Время: прошлое

«Добро пожаловать в наш дом!» — плакат с крупными разноцветными буквами, висящий посреди холла, будто усмешка. О каком добре может идти речь? Кому можно жаловаться? И разве это дом? Пф… Никита читает надпись еще раз и сглатывает слюну вместо того, чтобы метко запустить ее в нервирующую фразу. За такое точно по головке не погладят. Ему было бы плевать на наказание, даже личная беседа с директором не напугала бы, но он не хочет, чтобы Вика хотя бы на пару часов снова оставалась без присмотра. Не важно, что они живут в разных комнатах, для других ребят одного знания того, что Ник за сестру надает по шее любому, вне зависимости от возраста, комплекции и степени популярности, достаточно, чтобы к ней не приставали. Парню только это важно.

Дети злые. Не все, но большинство. А если не агрессивные, то забитые настолько, что боятся поднять глаза от пола и посмотреть вокруг, чтобы увидеть, наконец, что происходит. После улицы, дома с родителями — наркоманами или алкоголиками приют для сирот становится неплохой альтернативой, по крайней мере, для некоторых он дает возможность обрести новую семью. Однако не для Никиты и Вики, которые уже несколько лет живут здесь, потеряв всякую надежду. Впрочем, нет. Это только он не верит в такой вариант развития событий, его сестре до сих пор кажется, что все будет, а точнее — на день открытых дверей придут люди, которые захотят их забрать. Если бы. Такое бывает только в сказках. А если и случается в реальной жизни, то с другими, беспроблемными, теми, кто младше, кого можно воспитывать без оглядки на подростковый кризис, кому можно читать книжки перед сном или кормить с ложки, стараясь не запачкать красивую кофточку, радоваться их первым шагам и умениям, с кем можно почувствовать себя настоящим родителем. Не с ними.

Никита поворачивает голову и смотрит на сидящую рядом сестру, единственного родного человека, оценивает, будто видит впервые. Ей не дашь четырнадцать лет, не больше двенадцати. Неровно обрезанные волосы падают на ресницы, закрывая гладкий лоб с небольшим прыщиком сбоку, ровный нос, глаза, так похожие на его собственные, и бледные губы — Вика не из тех людей, на которых обращают внимание. Но ее внешность — оболочка, которая скрывает истинную красоту, заполняющую изнутри до краев. Чуть качнешь — выльется. Уже сейчас можно предположить, что она не вырастет моделью, но кто сказал, что в этом и есть счастье для девочки? Если бы Никита не опускал ее с небес на землю и периодически не наставлял, напоминая о том, кто они и что представляют на придуманной самими же людьми социальной лестнице, то она бы до сих пор верила в радужных пони, волшебников в голубом вертолете и принцев на белом коне. В их королевской паре двойняшек она — мечтательница, а он — прагматик и реалист, который трезво оценивает жизнь и отчаянно пытается предугадать ее дальнейший ход. Именно поэтому он сейчас сидит рядом с сестрой, которая неотрывно смотрит на входную дверь, ожидая наплыва чужих людей — волонтеров и тех, кто откликнулся на призыв стать для кого-то приемными мамой и папой. Чтобы она тоже не забывала. Чтобы она не огорчалась в очередной раз, когда поймет — их родителей среди гостей нет.

Это их место. Укромный уголок под лестницей, где можно побыть наедине, семьей из двух человек, оставаясь незамеченными для остальных какое-то время. Конечно, не только они сидят здесь, периодически приходится выгонять целующихся мальчиков и девочек или детей, обменивающихся конфетами и шоколадными батончиками. Тогда Никите приходится делать злое лицо и напоминать о том, чье это укрытие, но не всегда получается действенно и в ход идут кулаки. Выбивать свое место под солнцем силой — их удел. Ограждая Вику от насилия, Ник берет на себя эту миссию. Иногда он задается вопросом, можно ли по-другому, но попытки поговорить обычно ни к чему не приводят, только агрессия и хамство в ответ на такие же злость и желание унизить. И всегда это заканчивается слезами сестры, которая переживает о здоровье Никиты, его же синяками и еще большей дурной славой. Ничего особенного. Просто их жизнь.

Сидеть на корточках приходится так долго, что Ник старается думать о постороннем, уходит мыслями в прошлое. От бедра до кончиков пальцев проходят миллионы маленьких иголочек, невидимых глазу, но ощутимых настолько, что хочется встать и быстро потопать на месте, разгоняя кровь, но потолок здесь такой низкий, что это невозможно, а выходить пока рано. Утренняя тренировка отзывается болью в затекших мышцах, Черных никуда не спешит, караулит сестру, разглядывающую входящих людей. Никита видит, как она напряжена, и почти слышит, как громко и быстро стучит ее сердце. Он знает, что Викина нервозность скоро передастся и ему — не бывает по-другому. Даже на расстоянии всегда так. Проходили.

Он помнит то ощущение давления в грудной клетке, когда отлучался из дома, не в силах больше находиться в тех стенах и не имея возможности взять сестру с собой, потому что таким, как она, не место на улицах. Он возвращался, когда чувствовал, что Вика снова боится. Это означало только одно — ей опять делают больно. Единственное, что сам Никита не мог переносить, это когда пьяный отец поднимал руку на девочку. Когда опухшая от дешевой водки и «настойки боярышника» мать то размахивала шваброй, то била уже колотую посуду, которой было не так уж много. И некого было просить о помощи и некуда бежать. Все, что оставалось Никите — брать огонь на себя. Собственная боль казалась незначительной и в чем-то даже полезной. Резаные раны и ссадины на коже Вики, ее рваные на коленках и пальцах ног колготки грязного, неотличимого уже цвета, огромные глаза, выражающие ужас, страх на грани паники и бестолковые просьбы прекратить — вот, что было для маленького мальчика основными воспоминаниями из жизни с настоящими родителями. Вот, с чем он всегда пытался воевать — воровал деньги у прохожих и одежду на рынке, еду, пытался нелегально подрабатывать то грузчиком, то курьером, прекрасно понимая, что если его поймают, то Вика уже никого не дождется. Боялся об этом думать, не хотел, верил в свою способность быстро бегать, в свои знания местности и немного — в удачу. Он знал тогда, что в какой-то миг все закончится, и таким моментом стало их заселение в детский дом.

Поначалу было очень тяжело, Никите казалось, что их не понимают и никогда не поймут. Он был словно дикий зверек, попавший к людям и не знающий, что те будут делать. Единственный якорь, за который он цеплялся — сестра, та без промедления поверила в доброту незнакомых людей и