Владимир МЕСКИН Место нечисто

Рассказ

Владимир Мескин — доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры русской и зарубежной литературы Российского университета дружбы народов (РУДН), почетный работник высшего профессионального образования, автор книг, учебников, множества научных статей. Родился в 1950 году в городе Кондрово Калужской области. В шестнадцать лет пошел на производство, учился в вечерней школе рабочей молодежи, служил в армии. В 1979 году окончил филологическое отделение Университета дружбы народов, тогда имени Патриса Лумумбы. Затем работал переводчиком английского и арабского языков в Ираке, преподавал русскую литературу в Калужском государственном педагогическом институте. С 1981 года преподавал, учился в аспирантуре, докторантуре на кафедре литературы в Московском государственном педагогическом институте, тогда имени В. И. Ленина, в настоящее время — МПГУ. Женат, имеет взрослую дочь и внука. В 2005 году вернулся в РУДН.

За пару дней до выпускного, в четверг, нас предпоследний раз собрали в бане. Вообще-то это приземистое серое здание барачного типа уже давно не использовалось для помывочных дел, в нем располагалась школа рабочей молодежи, но между собой мы называли этот конструктивизм двадцатых годов баней. Да, собрались здесь предпоследний раз, чтобы обсудить организационные вопросы грядущего торжественного субботнего дня и вечера, когда соберемся здесь уже в последний раз — на вручение аттестатов об окончании средней школы и на выпускной вечер. А вопросы были серьезные: договориться о времени начала официальной части, мы же были молодежью рабочей, собрать деньги-взносы на праздничный банкет, а еще надо было освободить от столов, стульев, шкафов самый большой класс. В этом классе должно было происходить долгожданное действо.

Шла вторая половина июня, буйствовало солнце, буйствовала зелень, не ведая об убийственном зное позднего лета, и мы буйствовали, не веря, что на солнце есть пятна, не очень-то задумываясь о возможных трудностях впереди. Вопрос о смысле жизни, на который недавно отвечали на экзаменах по литературе, казался надуманным, не имеющим к нам, восемнадцатилетним, совершенно никакого отношения. Пьеры, Андреи, не говоря уже о полусумасшедших родионах, виделись персонажами паноптикумов, а мир представал абсолютно понятным, исключительно светлым.

В минуты без учительского пригляда мы толкались, хохотали по поводу и без повода, в общем-то целомудренно обнимали девчонок, которые отбивались, но — понарошку.

— Да, друзья, — сказал Трофимыч, директор школы, помогая нам выносить в коридор, а по-нашему — в предбанник, что-то из мебели, — кто желает, может пригласить на наш бал невесту или жениха. Только, извините, взнос удваивается.

Желающих нашлось немало к явному неудовольствию тех, кому некого было пригласить. В числе последних был и я: с подружкой своей не так давно рассорился, а другой, новой, еще не обзавелся. Но самое обидное было то, что Нелька, которая уже второй месяц мне нравилась, с радостью внесла денежку за какого-то парня. По этой причине домой с оргсобрания я шел с подпорченным настроением: она же знала, не могла не догадываться, что нравится мне.

До желанной субботы надо было пережить пятницу. Известно, что лучшее времяпрепровождение — это кино. Жизнь нашего захолустного городка тогда немало оживлял новый кинотеатр, не простой, широкоформатный. Уже одно только название — «Космос» — волновало и зазывало. Туда я и направился в пятницу после работы. Да и в любом случае нельзя было пропустить романтический французский фильм: все только и говорили об «Анжелике — маркизе ангелов». Идти до «Космоса» было не близко. Надо сказать, что наш городишко делится на две части: на северную, культурную, с библиотекой, спортзалом, Домом культуры, и даже с кафе, а теперь еще и с кинотеатром, и на обиженную достопримечательностями часть южную, где я жил и работал на допотопной бумажной фабрике. У нас даже шутка бытовала: «Мы южные, никому не нужные». Две части разделяла достаточно густая лесополоса, шириной в пару километров, а соединяла неглубокая речка. Из одной части города в другую вело окружное асфальтированное шоссе и пара узких проселочных дорожек, одна, самая короткая, шла параллельно речке. Собственно, не дорожка, а тропинка, тропа. Шоссе представляло собой очень изогнутый лук, тропа — натянутую тетиву этого лука.

Правда, этой короткой, вдольречной тропой местные ходили редко, и на то были причины. Она пользовалась дурной славой, поддерживаемой, конечно же, завиральными легендами старины глубокой. «Место нечисто», — отмахивались жители, старушки при этом еще и крестились. В расхожих легендах утверждалось, что на этой тропе, особенно в темное ночное время, можно запросто встретить нечистую силу, оборотней, хнычущих, хохочущих, ползающих, летающих, непонятно на что похожих. Из поколения в поколения передавались слухи, что оборотни эти здесь много зла натворили: кого-то в речке утопили, кого-то до полусмерти истрепали, кого-то защекотали, кого-то сна-покоя лишили, на кого-то порчу навели. Все жертвы были из местных, и здравствовавшие тети Параши с удовольствием рассказывали о наваждениях и бедах, случившихся с деверьями и свояченицами их дедов и прадедов.

Народ верил и не верил, но тропинкой этой, в большинстве своем если и пользовался, то днем. И то сказать, даже в светлую пору идти по ней было как-то жутковато. С одной стороны ее сопровождал густой смешанный лес, с другой — высоченные заросли ивняка и ольховника с редкими пролысинами, открывавшими вид на смирную, неглубокую речку, на ее противоположный берег. Даже в засушливое время там было сыро, вязко, затхло. Лес рос на взгорье, и из него в речку там и тут текли маленькие ручейки почему-то ржавой воды. Лесины и кусты почти смыкались в вышине, и солнечные лучи не везде проникали в это коридорное пространство.

Я, естественно, этим сказкам не верил, и в тот летний день, как и в другие дни, когда надо было пройти в северную часть города, шел этим самым коротким путем. Пользовался ли им ночью? Кажется, не приходилось.

На подходе к кинотеатру я догнал ярко-красное платье, перетянутое широким черным поясом и увенчанное черной, скорее мужской, соломенной шляпой. Потом это платье пропало, и вновь я увидел его уже в очереди к билетной кассе. Какого-то особого интереса платье не вызвало: ну платье, ну алого цвета… Любопытство возникло, когда оно оказалось в соседнем кресле. Владелицей яркого