впечатлениях, наблюдениях, отстоявшихся за прошедшие годы. пусть крайне неравноценных. Перечитывая сейчас свою повесть, вижу, что больше интересовался тогда историей, уходящей на моих глазах, чем историей, происходящей, творимой также на моих глазах. Почему? Потому ли, что последней только предстояло стать историей, причем несравнимо более значительной. чем уходящей. а я этого не знал? Нет, это сегодняшнее объяснение. это придумано. Все обстоит проще, как я уже говорил в начале воспоминаний. Уходящее уходило о меня медленно, я его видел, осязал каждый день, несмотря на динамичное революционное время. Нельзя забывать, что я десять лет прожил до революции, а в первые пореволюционные годы в пределах дома меня окружал почти прежний быт- пусть скудный, голодноватый, когда кусок сахара, ложка постного масла. бутылка керосина значили куда больше, чем запекаемые прежде окорока к пасхе и к рождеству. Несмотря на войну, лишения и болезни, семейный очаг поддерживался: намывались полы, начищался самовар, отмечались дни именин. хотя тиф косил родных и знакомых… Странно, что все это воспринималось мною подряд: и революционные праздники. и выданная нам, школьникам, к 1мая, копченая курица (почему копченая?- чтобы не чувствовалось, что курица подпортилась раньше, чем ее закоптили: кто знает, откуда этих куриц привезли?), и буржуи- заложники, очищавшие улицы от снега и грязи, и первая любовь, и стихи Василия Князева:

Отец мой был солдатом –коммунаром

В великом восемнадцатом году…

Все смешивалось, перемешивалось- лишь время могло отделить главное от второстепенного, серьезное от пустяков. но. если бы я попытался сделать это задним числом, воспоминания мои оказались бы неправдой. Пусть лучше все останется так, как оно рассказалось, как прошло оно чередой по мосту моей памяти.

1972- 1977