работах многих его современников. Прежде всего оно выступает в осознании им того обстоятельства, что лингвист всегда имеет дело с определенным структурным состоянием языка, находящим свое закономерное место в общей перспективе его исторического развития. Отсюда естественно вытекает его стремление увидеть в «синхронном срезе» языка явления как инновационной, так и остаточной природы (ср., в частности, его замечания о зачатках страдательного оборота в нахских языках или о деградации различения именных форм органической и неорганической принадлежности в адыгейском^[5]). Этим в определенной мере, по-видимому, объясняется и проявляющаяся в работах Н. Ф. Яковлева тенденция к использованию соответствующей — иногда несколько необычной — лингвистической терминологии.

Эпоха, конечно, не могла не наложить своих ограничений на теоретическое наследие ученого. Мы встречаемся в нем и с упором в историческом исследовании на внутреннюю реконструкцию, и с настойчивыми поисками стадиальной схемы языкового развития на основе выдвижения формально-типологических по своему существу критериев, и с нередкими упрощениями в понимании социальной обусловленности тех или иных явлений. Впрочем, все это, будучи подчинено программе творческого поиска объективных закономерностей изучавшихся им языков, никогда не становилось самоцелью исследования.

Всеобщее признание получила работа Н. Ф. Яковлева по созданию новых письменностей, приобретшая особенно широкий размах в 20—30‑е годы. Как ведущий ученый, он участвовал в разработке письма для многих народов Северного Кавказа и Дагестана (кабардинцев, адыгейцев, чеченцев, аварцев, даргинцев, лаков, лезгин и др.), для тюркских, финно-угорских, монгольских языков, а также для языков народностей советского Крайнего Севера.

Теоретические основы, на которые он поставил свое алфавитное и орфографическое творчество, оказались глубоко жизненными и были использованы при создании многих других письменностей, уже без непосредственного участия ученого. Эти основы можно охарактеризовать так: единица, подлежащая передаче на письме — фонема; одно и то же фонемное содержание можно передать разными алфавитными способами; выбор такого наиболее удобного способа определяется «математической формулой алфавита».

Фундаментальным здесь является понятие фонемы. Когда Н. Ф. Яковлев начинал свою деятельность, господствующим было психологическое определение фонемы: фонема — такая единица, которая осознается говорящими как минимальный различитель слов. Такое определение (принятое, например, в работах Л. В. Щербы) было ненадежным орудием в построении письменностей. Обращаться к сознанию говорящих — значит ставить лингвистический анализ в зависимость от многих нелингвистических факторов. Индивидуальное речевое сознание может очень причудливо и неполно отражать языковую реальность.

Л. В. Щерба писал следующее: то, что [ɛ] и [æ] представляют собой разные фонемы, «видно хотя бы из такой пары слов, как [strovɛ] „здоровье“ и [strovæ] „здоровые“. А что здесь дело не в „твердости“ или „мягкости“ [v], а в гласном, этому меня выучил один пьяница, который, будучи в подпитии, очень старался исправить мое произношение… и так вразумительно выделял различие двух е как раз в этой паре слов, протягивая каждый из этих звуков, что я до сих пор (через 7 лет) ясно помню звук его голоса и тембр этих е»^[6]. Нельзя, однако, ручаться, что не встретится другой носитель того же языка и диалекта, который стал бы тянуть, не менее выразительно, именно [v] и [vʼ]^[7].

Как определить фонематический статус [ɛ] и [æ], не обращаясь к сознанию говорящих? Возможно, сопоставляя звуковые записи, установить реальность таких случаев: 1) либо существуют разные морфемы с [ɛ] и [æ] (напр., аффикс существительного ‑ɛ и аффикс прилагательного ‑æ); одна и та же морфема (например, корень strov‑) в соседстве с [ɛ] получает один фонетический облик, а в соседстве с [æ] — другой. И это изменение систематично, оно охватывает грамматические формы любого типа и, следовательно, является фактом фонетическим, а не грамматическим; 2) либо существуют разные морфемы, некоторые замыкаются твердым, другие — мягким согласным, и в соседстве с ними одна и та же морфема (например, аффикс отвлеченного существительного) получает то один облик, то другой (то [ɛ], то [æ]).

В первом случае [v] и [vʼ] — разновидности одной фонемы, а [ɛ] и [æ] — разные фонемы; во втором — [ɛ] и [æ] фонематически одно и то же, а твердые и мягкие согласные — разные фонемы. Так, без привлечения «субъективного метода в фонетике» можно дознаться, как фонемно устроен язык. При этом необходимо использовать морфологический критерий: надо узнать, как ведет себя одна и та же морфема, попадая в разное соседство^[8]. Признать, что фонетическое исследование должно использовать грамматические понятия — шаг необычайно смелый. Этот шаг Н. Ф. Яковлев сделал. Даже сейчас на него не решаются многие фонологи: мешает ложная уверенность, что фонетика и грамматика — две логически последовательные ступени в изучении языка. В действительности же фонетика и морфология — два аспекта языкового исследования, которые присутствуют одновременно (в «логическом времени») и при непременной и постоянной взаимной корректировке.

В работах Н. Ф. Яковлева 20‑х годов фонология впервые получила последовательно синхронный и функциональный вид. Последовательное использование функционального принципа должно было привести к выводу, что одна фонема может быть представлена в разных позициях звуками разного типа (объединенными только функционально), а две разные фонемы могут быть выражены (в определенной позиции) одним и тем же звуком. К такому выводу Н. Ф. Яковлев подходит уже в 1923 г.^[9], хотя явно тогда он еще не был им сформулирован. Позднее, в 40‑е годы, ученый принял его как одно из важных оснований фонологического описания языка: он не отказался от этого вывода и тогда, когда была предпринята попытка навесить на теорию нейтрализации фонем ярлыки «агностицизма», «идеализма» и т. п. Такова была фонологическая база, созданная Н. Ф. Яковлевым для построения письменностей.

Собственно, концентрация внимания на той стороне теории фонем, которая необходима для создания письма, — характерная черта его фонологической концепции. Например, теория фонем требует тщательного изучения всей системы позиций, но Н. Ф. Яковлева в первую очередь интересовало выделение сильной позиции, так как именно она важна для определения буквенного облика морфем и слов. Теория нейтрализации, принятая и оцененная ученым, тоже не стояла в