цыганского поселка — голубое пятно, будто не было уже обратной дороги.
— Ее и так нет, — грустно сказала она, когда они добрели до автобусной остановки, где по случаю воскресенья не было ни души.
— Что будешь делать?
— Поеду на автовокзал.
— А про ключ разве ты мне не наврала?
— Нет.
— Значит, если бы не ключ, ничего бы не случилось?
— Значит, так…
Обнялись.
Заревели навзрыд, как малые дети.
— Пиши мне чаще…
— И ты… Не забывай…
— Никогда.
Шаталин не спал всю ночь, вспоминал Люду. А под утро ему показалось, что внизу, в гостиной, кто-то ходит. Раздался знакомый скрип. Он не поверил своим ушам, но с места не тронулся. «Это сейчас пройдет, — успокаивал он себя. — Зачем пугать маленькую?» Он слышал ровное дыхание рядом. Он чувствовал ее тело. Девушка крепко спала. Однако скрип приближался, скрип поднимался по лестнице. Потом заскрипела дверь. Совершенно разные скрипы. А пол уже совсем по-другому скрипит. На ней были белый платок в горошек и полусырое платье. Она несла ведро, накрытое марлей. Улыбнулась ему и сказала: — Не бойся. Я ненадолго. Села на край постели. Поставила ведро перед ним. Сняла платок, вытерла шею и под мышками. Собрала в кулачок шпильки. Распустила волосы. Помолчали. Она оглядела его огромную американскую спальню. — Да, это не комнатка в общежитии! — На что намекаешь? — Просто так. Обязательно надо на что-то намекать? — Зачем пришла? — Соскучилась. Ты ведь не вернулся. — Как это не вернулся? Это ты меня не дождалась! — Не будем спорить, — предложила она. — Кто это рядом с тобой? — Маленькая. — Ты ее так зовешь? — Да. Ему вдруг стало стыдно перед Людой, что он до сих пор не знает имени девушки. — Странно… — Она запустила обе руки себе в волосы и неожиданно попросила: — Можно, я лягу с тобой? — Не дури! — Ну, хоть на секундочку! Пусти меня под одеяло! Ведь нам было так хорошо той ночью! Он больше не мог возражать. Она мигом оказалась в его объятиях. — Люда, Людочка, — шептал он в нежную девичью щеку. — Какая же ты дуреха! Не могла подождать еще полгода? — Я испугалась. Ты сказал, что вернешься совсем другим. — Мало ли что я сказал? — Знаешь, я так растерялась, когда ты вышиб дверь. Я поняла, что ты не обманул… Помолчали. Краем глаза Саня заметил, что клубника в ведре шевелится, оставляя на марле темные пятна. — Что там у тебя в ведре? — Клубника. Мы ведь тогда даже не попробовали. Все продали. Она встала. Бережно сняла марлю. Сверху в ведре лежала голова с выпученным глазом. Голова шевелила губами, выпуская воздух, будто никак не могла отдышаться. А рот у головы был кривой. — Узнаешь? — доброжелательно улыбнулась Люда. — Здесь их ровно четыре… Он очнулся в холодном поту. В окнах спальни темнела ночь, шумел ливень, сверкали молнии. Где-то далеко раздавалось: «Шу-ура-а-а!» Он спустился вниз. В окнах гостиной ослепительно сверкало солнце. Он включил телевизор. Сел в кресло. На экране появились знакомые фигуры. Они шли молча. Никто не курил. Никто не глазел по сторонам… Шаталин почувствовал движение у себя за спиной. Погасил экран. — Это ты, маленькая? — спросил, не оборачиваясь. Ответа не последовало. — А мне, знаешь, приснилась Люда. Пришла, чтобы угостить клубникой. Чего молчишь? Он обернулся. Девушка смотрела безумными глазами, направив на него пистолет. — Убей меня, маленькая! Все правильно. Сколько можно? Давно пора. Ее трясло. Она начала опускать пистолет. — Нет! — закричал Саня. — Убей меня! Слышишь? Убей! Ты метко стреляешь, маленькая! Нажми на курок! Иначе не выжить! Пистолет выпал из ее рук. Она заплакала. — Не могу, Шура. Не могу! Как я буду без тебя? Они катались по полу, сцепившись, как два борца. Сначала рыдали. Потом смеялись. Все окна в доме были распахнуты. Шторы сняты. Сброшен тюль. На дворе заливались птахи. Каркали вороны. Строители возились на самой макушке часовни. Золотили купол. В конце Тенистого переулка показались две машины. Два черных «шевроле» с затемненными стеклами. Двое на полу в гостиной притихли, вслушиваясь в гармонию звуков, наполняющих мир. В открытые окна доносились голоса сверху: — Мы вчера с Гришуней на пару четыре поллитры раздавили! — Да не звезди ты! Гришу ня сто грамм опрокинет — уже лыка не вяжет! — Я тебе говорю! Сукой буду! — Побожись!
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ.
Окончание трилогии Анатолия Ковалева из цикла «Эпитафия» читайте в книге «Гробовщик». Тот, кто поднялся из ничтожества, больше всего боится, что ему напомнят о прошлом. Неприметный Гробовщик — как долго ему доверяли только хоронить… Он истосковался по власти. Не над мертвыми — над живыми. Ни одна жертва не покажется ему чрезмерной. Его тень — всюду. Неужели никто и ничто не остановит Гробовщика?
Шаталин не спал всю ночь, вспоминал Люду. А под утро ему показалось, что внизу, в гостиной, кто-то ходит. Раздался знакомый скрип. Он не поверил своим ушам, но с места не тронулся. «Это сейчас пройдет, — успокаивал он себя. — Зачем пугать маленькую?» Он слышал ровное дыхание рядом. Он чувствовал ее тело. Девушка крепко спала. Однако скрип приближался, скрип поднимался по лестнице. Потом заскрипела дверь. Совершенно разные скрипы. А пол уже совсем по-другому скрипит. На ней были белый платок в горошек и полусырое платье. Она несла ведро, накрытое марлей. Улыбнулась ему и сказала: — Не бойся. Я ненадолго. Села на край постели. Поставила ведро перед ним. Сняла платок, вытерла шею и под мышками. Собрала в кулачок шпильки. Распустила волосы. Помолчали. Она оглядела его огромную американскую спальню. — Да, это не комнатка в общежитии! — На что намекаешь? — Просто так. Обязательно надо на что-то намекать? — Зачем пришла? — Соскучилась. Ты ведь не вернулся. — Как это не вернулся? Это ты меня не дождалась! — Не будем спорить, — предложила она. — Кто это рядом с тобой? — Маленькая. — Ты ее так зовешь? — Да. Ему вдруг стало стыдно перед Людой, что он до сих пор не знает имени девушки. — Странно… — Она запустила обе руки себе в волосы и неожиданно попросила: — Можно, я лягу с тобой? — Не дури! — Ну, хоть на секундочку! Пусти меня под одеяло! Ведь нам было так хорошо той ночью! Он больше не мог возражать. Она мигом оказалась в его объятиях. — Люда, Людочка, — шептал он в нежную девичью щеку. — Какая же ты дуреха! Не могла подождать еще полгода? — Я испугалась. Ты сказал, что вернешься совсем другим. — Мало ли что я сказал? — Знаешь, я так растерялась, когда ты вышиб дверь. Я поняла, что ты не обманул… Помолчали. Краем глаза Саня заметил, что клубника в ведре шевелится, оставляя на марле темные пятна. — Что там у тебя в ведре? — Клубника. Мы ведь тогда даже не попробовали. Все продали. Она встала. Бережно сняла марлю. Сверху в ведре лежала голова с выпученным глазом. Голова шевелила губами, выпуская воздух, будто никак не могла отдышаться. А рот у головы был кривой. — Узнаешь? — доброжелательно улыбнулась Люда. — Здесь их ровно четыре… Он очнулся в холодном поту. В окнах спальни темнела ночь, шумел ливень, сверкали молнии. Где-то далеко раздавалось: «Шу-ура-а-а!» Он спустился вниз. В окнах гостиной ослепительно сверкало солнце. Он включил телевизор. Сел в кресло. На экране появились знакомые фигуры. Они шли молча. Никто не курил. Никто не глазел по сторонам… Шаталин почувствовал движение у себя за спиной. Погасил экран. — Это ты, маленькая? — спросил, не оборачиваясь. Ответа не последовало. — А мне, знаешь, приснилась Люда. Пришла, чтобы угостить клубникой. Чего молчишь? Он обернулся. Девушка смотрела безумными глазами, направив на него пистолет. — Убей меня, маленькая! Все правильно. Сколько можно? Давно пора. Ее трясло. Она начала опускать пистолет. — Нет! — закричал Саня. — Убей меня! Слышишь? Убей! Ты метко стреляешь, маленькая! Нажми на курок! Иначе не выжить! Пистолет выпал из ее рук. Она заплакала. — Не могу, Шура. Не могу! Как я буду без тебя? Они катались по полу, сцепившись, как два борца. Сначала рыдали. Потом смеялись. Все окна в доме были распахнуты. Шторы сняты. Сброшен тюль. На дворе заливались птахи. Каркали вороны. Строители возились на самой макушке часовни. Золотили купол. В конце Тенистого переулка показались две машины. Два черных «шевроле» с затемненными стеклами. Двое на полу в гостиной притихли, вслушиваясь в гармонию звуков, наполняющих мир. В открытые окна доносились голоса сверху: — Мы вчера с Гришуней на пару четыре поллитры раздавили! — Да не звезди ты! Гришу ня сто грамм опрокинет — уже лыка не вяжет! — Я тебе говорю! Сукой буду! — Побожись!
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ.
Окончание трилогии Анатолия Ковалева из цикла «Эпитафия» читайте в книге «Гробовщик». Тот, кто поднялся из ничтожества, больше всего боится, что ему напомнят о прошлом. Неприметный Гробовщик — как долго ему доверяли только хоронить… Он истосковался по власти. Не над мертвыми — над живыми. Ни одна жертва не покажется ему чрезмерной. Его тень — всюду. Неужели никто и ничто не остановит Гробовщика?