Трехсвятительского, мой дом! Мой настоящий дом. И мы будем жить в этом доме долго и счастливо. Ведь этому дому уже сто лет, и ничего ему не делается! Пацанам должно понравиться. И Сретенка. И Чистые пруды. И трамвай. И, конечно, наш дом с допотопным лифтом, ползущим вверх-вниз подобно экзотическому ленивцу. Им не может не понравиться. Ведь это Москва…

Они добрались до вокзала на автобусе. С рюкзачками за спиной Валька и Артем напоминали двух черепашек. Им казалось, что они отправились в турпоход, в какую-то далекую неведомую страну.

Света отказалась его провожать.

— У меня работа, — сказала она строгим голосом, а потом добавила: — Если честно, боюсь разреветься, развопиться, как деревенская дура.

И тут же разревелась.

Марина натянуто улыбалась, отдавая Артема.

— У меня завтра — первый рабочий день, так что сам понимаешь. Я позвоню, узнаю, как вы добрались. Можно? — Она сверлила Балуева бурятскими глазками. Ей очень хотелось рассказать, какая у нее теперь, благодаря Светке, престижная работа, и что начальник заигрывает с ней, и что у нее теперь много свободного времени, а он взвалил на себя непосильную обузу. Но сдержалась.

Так что они прибыли на привокзальную площадь в сугубо мужской компании. Артем задавал множество глупых вопросов, а отвечал на них, в основном, Валька. Геннадий поражался тому, как много тот знает. Совсем большой. Ему будет с ним легко. Они понимают друг друга с полуслова. Вот тебе и чужая кровь!

На привокзальной площади он почувствовал слежку. Сначала решил, что показалось. Потом в толпе мелькнуло знакомое лицо. А когда вышли на перрон, сомнений не оставалось.

— Зачем мы так бежим? — спрашивал Артемка. — Паровозик нас не подождет?

— Глупенький, думаешь, сели и поехали? — рассуждал Валька. — Надо сначала показать тете билеты. Она все проверит. Потом найти свои места. Уложить багаж.

— Откуда ты все знаешь? Ведь никогда не ездил на поезде? — Гена на ходу обнял Вальку.

— Подумаешь — не ездил! В кино видал сколько раз!

— У меня ножки болят! — захныкал Артем.

Пришлось взять его на руки. А преследователь приближался. Легко ему, без поклажи, без детей. Главное, добежать до нужного вагона. Главное, посадить ребят.

Проводница попалась дотошная. Наверно, недавно в бригаде. Принюхивается к каждой циферке в билетах, неформально интересуется его паспортом. А он уже чувствует вонючее, перегарное дыхание. Этот дышит прямо в затылок.

— Можете идти, — говорит проводница.

И в ту же секунду — едва слышно, хрипловато: «Гена! Есть разговор».

— Погоди. Посажу ребят, выйду.

Вот она, отсрочка. А может, обмануть? Не выходить? Но поезд тронется только через десять минут. Все равно прорвется. Валера профессиональный киллер. Прорвется в купе, и тогда на глазах у детей… Он и сам не хочет этого. У него у самого девочка и мальчик.

Багажа почти никакого. Чемодан забросил наверх, помог пацанам снять рюкзаки.

— Здесь газировочка! — обрадовался Артем. — Это наша?

— Наша. — Откупорил им бутылку. — Я выйду покурю.

— Не ходи! — сквозь зубы процедил Валька. Прозорливый пацан.

Водянистые глазки Валеры сегодня налиты кровью. Видно, с сильного бодуна.

— Чего тебе?

— Есть разговор.

— Лось прислал?

— Да ладно тебе! Вот гляжу — уезжаешь. А не попрощался.

— Ты что, мне брат, сват, чтобы с тобой прощаться?

— Все-таки ехали вместе. Интересная была дорога. Разговоры разные, туда-сюда. Обидел ты меня. По карманам шарил. Велел убираться.

— Обиделся, значит. Ну, прости.

— Отправляемся! — возвещает проводница.

— Нет, постой, сука! — Валера хватает его за лацкан пальто. — На коленях попросишь прощения!

— На колени? Перед тобой, мразь? Да ты погляди на себя! Весь в дерьме! И жить тебе осталось день-два. Такие, как ты, не живут! Таких выкидывают на третьем месяце!

— Отправляемся!

— А стилет помнишь? Не отдал я его! Наврал тогда! Сберег для сегодняшнего дня!

Под ребрами жгучая боль. Валера бежит со всех ног. Оглядывается. Ждет выстрела в спину. Понял, что у него в кармане пистолет. «Макаров» падает в щель между перроном и поездом. Больше не будет убийств. Достаточно. Главное, дети не видели. Никто ничего не видел. Все мирно, спокойно. И это главное. Вагон начинает медленно ползти. Проводница протягивает руку. Помогает вскарабкаться. «Что же вы, гражданин? Я уже два раза объявляла!» Душит кашель. Кровь идет горлом. Что за черт? Этот гад задел легкое! «Господи, что с вами? На помощь!» — орет проводница. Она бы еще крикнула: «Пожар!» Все, ноги не держат. Оркестр играет «Прощание Славянки». С такой помпой отправляются поезда в Москву. Уже много лет одно и то же. В детстве это радовало. А теперь грустно. В тамбуре много места. Можно вытянуть ноги. Можно корчиться от боли, подгибая колени к животу. «Папа! Папочка! Что с тобой?» Где эта дура-проводница? Зачем привела Вальку? «Не ум-мирай, папа! Не ум-мирай!» Ну вот, теперь будет заикой, как его настоящий отец. Кому это надо? И куда мы едем? Почему темно? Уже тоннель? Так быстро? Он должен быть через сорок минут. На Урале много тоннелей. В детстве это радовало. Теперь грустно. «Валя, ты здесь?» Тишина. Где эта чертова проводница? «Я здесь, сынок». Какой знакомый голос! «И мама здесь. И Люба. Тебе будет совсем не страшно».

И было совсем не страшно.