- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (61) »
Л. Давыдычев Случайный спутник
© Пермское книжное издательство 1975
Елена — рыжая ведьма — графиня — Витькина сестра
Рассказ
У Елены, Витькиной сестры, были рыжие волосы, да не просто рыжие, а невероятно рыжие, такие, что я ни с чем не мог сравнить их цвет. Сама она, но вначале ее волосы, была одной из первых загадок, которые поставила передо мной жизнь. Рыжий — тогда в моем понимании означало некрасивый и смешной. Так я и воспринимал Елену и вместе с мальчишками кричал ей вслед: — Ведьма, ведьма рыжая! Ведьма, ведьма рыжая! Потом мне стало стыдно обзывать ее, и чем было стыднее, тем громче я кричал. Потом я стал бояться ее. И чем больше боялся, тем громче обзывал. Мальчишки кричали или за компанию, или равнодушно, или весело, а я с отчаянием. Ведь рыжая Елена оказалась красавицей, и я один знал об этом. Я прочитал старинный роман, где из-за графини-красавицы все время стрелялись на дуэлях, и задумался: а что же такое красавица? Я вспоминал всех знакомых девочек и даже взрослых женщин, пытаясь определить, из-за какой я готов насмерть стреляться, например, с Витькой, моим лучшим другом? Оказалось, из-за Елены. Из-за рыжей Елены! Я до того растерялся, что однажды, когда мальчишки закричали: — Ведьма, ведьма рыжая! Ведьма, ведьма рыжая! Я перекричал всех: — Графиня! Елена остановилась и обернулась. Я шагнул к ней. Мальчишки — мои друзья — стояли сзади. Елена смотрела на меня. И мальчишки — я спиной чувствовал это — смотрели на меня. И я должен был сделать выбор. И я сказал громко, так громко, что в горле пересохло: — Графиня! Голубые глаза Елены чуть потемнели, сузились, полные губы шевельнулись, словно не решаясь улыбнуться, и — она пошла, медленно пошла, будто предлагая догнать ее. Мальчишки за моей спиной сопели, потом разом расхохотались — это когда я шагнул следом за Еленой. Смеяться им вовсе не хотелось. Просто они требовали, чтобы я остался с ними. И они выдавливали из себя смех. Он был напряженным и жалким. Оборвался он неожиданно. Мы ведь не понимали, что же такое произошло, мы лишь чувствовали: с одним из нас, со мной, случилось что-то важное. Оно когда-нибудь случится со всеми, но я был первым, и меня следовало наказать. Хотя бы смехом. И ее тоже надо было наказать. И мальчишки, надрывая глотки, заорали: — Ведьма, ведьма рыжая! Ведьма, ведьма рыжая! Рыжая, рыжая, рыжая, разрыжая! Я повернулся и, не выбирая, ударил того, кто стоял ближе. Это был Витька, мой лучший друг, брат Елены. Кулаки мои разжались. Руки опустились. Я даже не закрывал лица, когда мальчишки начали лупить меня. Больно не было, хотя били они здорово. Я только взглядывал, когда получалась возможность, на растерянного Витьку, который, полуотвернувшись, стоял в стороне. — Хватит, — попросил я, почувствовав, что губы мои уже вспухли, — хватит вам… Не было во мне ни обиды, ни злости. Мне было стыдно. И я ничего не понимал. И друзьям моим было стыдно. И они ничего не понимали. А виновата во всем была Елена. Мы все сделали вид, что будто ничего не случилось, хотя голова моя гудела, губы ныли, а затылок онемел. Я подошел к Витьке, сказал: — Случайно получилось. — У нее жених есть, — ответил Витька, — и никакая не графиня она. — А я не спорю, — сказал я. Витька посмотрел на меня, улыбнулся и благодарно, и виновато, сказал: — У нее вся спина в веснушках. Даже пятна есть. И тут веснушки, — он показал пальцем на грудь, около шеи. — И зазнается здорово. Витька был моим лучшим другом, и я не мог не согласиться с ним, но понимал, что отныне между мною и ним встала Елена, и сказал: — Веснушки — это ерунда, конечно. Главное, она красавица. — Главное, она красавица! — возмущенно, насмешливо и жалобно передразнил Витька. — Посмотрел бы ты на нее! — Он даже поморщился. — Смотреть ведь противно! Понимаешь? И я на мгновение почувствовал, что Витька может больше и не быть моим самым лучшим другом, потому что так говорит о Елене. Но я знал, что сделаю все возможное, все перенесу, чтобы сохранить нашу дружбу, — словно я уже тогда догадывался, что найти друга так же трудно, как любовь. А потерять его — одинаково легко. — Она спит много, — с отчаянием продолжал Витька, — папа говорит, что она всю свою жизнь продрыхнет! — А мы с тобой все равно будем дружить, — сказал я. — А она пусть спит, сколько ей надо. И пусть она вся в веснушках. Не наше дело.
Мальчишки давно разошлись. Мы стояли вдвоем, и настроение у Витьки было такое, словно побили его, а не меня. — Ну стукни меня, — предложил я, не зная, чем еще утешить его. — Вдарь мне как следует. — Ерунда, — он грустно улыбнулся. — Тебе и так попало. А она о себе много воображает. Все время в зеркало смотрится. — А мы все равно будем дружить, — сказал я. — Она тут ни при чем. — Конечно, — уныло и недоверчиво согласился Витька. Он нисколько не походил на свою сестру, как мне раньше казалось. Сейчас же я вдруг заметил, что глаза у них одинаковые — голубые, и вообще, сразу видно, что он ее брат. Я обнял Витьку одной рукой за плечи и сказал: — Не будем из-за нее ссориться. Это глупо. Не важно, ведьма она там или графиня на постном масле. Тут Витька громко вздохнул, взглянул на меня почти осуждающе, зашептал: — Если по правде сказать, она… ведь хорошая… — Он долго-долго молчал, видимо, раздумывая, достоин ли я знать все. — Понимаешь, она скоро… уйдет от нас. Замуж уйдет. А мы к ней привыкли. Мама плачет. Папа кричит. А я ее обзываю… со злости, конечно. — А обязательно разве замуж выходить? — спросил я. — Говорят, что без этого нельзя. Чтоб дети были. — Но ведь она еще в школе учится! Витька пожал плечами, ответил растерянно: — Ничего я в этих делах не понимаю. И я в этих делах ничего не понимал. Знал о них только Генка Смородников. Он собирал нас где-нибудь на чердаке или в дровянике и сипловато пел песни, в которых было много срамных слов, точного значения которых мы толком
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (61) »