основ.

Шейнин бесстрашно обращается с темой «глобального характера». В пьесе «В середине века» он мужественно вскрывает пороки послевоенного мира. Его удары направлены против поджигателей новой войны, против тех, кто готовит бесчеловечную акцию истребления, кто идет на шантаж, изуверство, коварство, чтобы добиться своей дьявольской цели. Главный герой пьесы — атомщик Берг — имеет своих прототипов. Вспоминается трагическая история с Оппенгеймером, бесстыдные махинации американских монополистов и политиков, продающих и покупающих души, глумящихся над совестью мира; все, казалось бы, общеизвестно… И опять напряжение, желание узнать все до конца. Судьбы людей нас волнуют и, несмотря на угадку, все же хочется знать, к а к  все произойдет. И в этой пьесе Шейнин привлекает не только мастерством построения сюжета, но и своей искренностью, убежденностью. Он не может изменить делу «комсомольцев 20-х годов». Его перо — надежное оружие времени. Таков он в прозе, таков же в драматургии, таков в жизни.

Внешне Лев Романович был похож на фламандского гуляку, на толстяка из средневековой таверны. С ним было легко и надежно. Во всяком случае, он никогда не подводил. Он был веселым и остроумным человеком, но никогда не позволял себе острить по поводу понятий, священных для чувств советского человека. Многие могут подтвердить именно эту черту Льва Романовича. Были принципы, на которые никто не имел права замахнуться: это встречало ярость Шейнина. Его убежденная идейность и чувство Родины позволили ему иметь массу друзей-единомышленников. Он был чутким товарищем, внимательным к любой беде, не оставлял участием тех, кто в нем нуждался, не ограничиваясь лишь поверхностными добрыми пожеланиями. Он не проходил мимо, а  з а д е р ж и в а л с я, приникал к душе, выяснял, помогал; и это происходило отнюдь не по профессиональной привычке; его профессия быть всегда  ч е л о в е к о м  не изменяла ему никогда.

Аркадий Первенцев

В СЕРЕДИНЕ ВЕКА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

П р о ф е с с о р  Р и к а р д  Б е р г — знаменитый норвежский физик.

Е л е н а — его дочь.

А р н е  Г л а н — ассистент Берга.

К н у т  Г а м с у н — известный писатель.

В и д к у н  К в и с л и н г — «правитель» Норвегии.

Г ю н т е р  К е р н — ландсфюрер для Норвегии.

Ф р э н к — американский посол в Осло.

М а й е р — немецкий физик.

Г р е й в у д — американский физик.

И р и н а  П р о х о р о в а — советский физик.

М и с т е р  Д о д д — глава американского энергетического концерна.

М а к  Б а г д о л л — негр, физик.

Р а й т — чиновник ФБР.

А н д е р с е н — президент Норвежской электрической компании.

Т о м с о н — секретарь Додда.

Д ж е к с о н — председатель Ассоциации промышленников.

Г о р н и ч н а я  в доме Берга.

Н е м е ц к и й  о ф и ц е р.

П е р в ы й  ж у р н а л и с т.

В т о р о й  ж у р н а л и с т.

Т р е т и й  ж у р н а л и с т.

Время действия — 1939—1950 годы.

Место действия — Норвегия, Америка.

Акт первый

Картина первая

Обширный кабинет в доме норвежского физика Берга в Осло. Большой письменный стол, шкафы с книгами, в углу — стальной сейф. Немного старомодная, но удобная мебель. Над столом — большой портрет покойной жены профессора. За окном шумит старый сад, изредка доносятся гудки морских пароходов.

При открытии занавеса на сцене никого нет. Девять раз бьют часы — девять часов утра. Потом кто-то осторожно открывает дверь, и в кабинет входят  Е л е н а  Б е р г  и  А р н е  Г л а н. Елена несет большой букет цветов.

Е л е н а. Девять часов, Арне. Отец, как всегда, на утренней прогулке с Гамсуном. Надо торопиться — они скоро вернутся.

Г л а н. Значит, мы его поздравим и потом скажем о себе…

Е л е н а. Да, милый. (Расставляя цветы.) Откровенно говоря, я не думала, что так страшно сообщать о решении выйти замуж…

Г л а н. Полагаю, именно сегодня надо сказать.

Е л е н а (подходя к Глану и обнимая его). Начнешь ты… Да, милый?

Г л а н. Могу я, если хочешь. Не понимаю твоего волнения… Удивлен — ты, первая лыжница Норвегии, и так трусишь…

Е л е н а. А ты, как всегда, спокоен и уверен, Арне…

Г л а н. Я спокоен потому, что верю в нашу любовь, Елена. Помнишь слова Гамсуна? (Декламирует.) «Любовь — это несокрушимая печать, что хранится всю жизнь, до самой смерти». Значит, до самой смерти?

Е л е н а. Да, Арне, да… Кажется, идет отец.

За дверью быстрые, совсем еще молодые шаги; в кабинет входит  Р и к а р д  Б е р г, высокий, худощавый человек с седой головой и чуть грустным, задумчивым взглядом.

Б е р г. О, какие цветы!

Е л е н а (подходит к отцу, обнимает его). Мы хотим поздравить вас, отец, с днем рождения…

Б е р г (целуя ее). Спасибо, дитя мое!.. Да, шестьдесят лет… В сущности, довольно грустный праздник…

Г л а н. Позвольте и мне, дорогой учитель, горячо поздравить вас…

Б е р г. Благодарю, Арне… Какое ясное утро…

Г л а н. Как ваша жизнь, профессор… Она всегда была такой же ясной, безоблачной…

Б е р г. Безоблачной? Так ли это, Арне?.. Сколько было срывов, волнений, ошибок… А впереди так мало лет и так много работы.

Е л е н а. Зато сколько вы уже сделали, отец…

Б е р г. Да, кое-что сделано… Скажу вам по секрету, дети, я ко дню своего рождения приготовил себе замечательный подарок. Даже ты, Арне, этого не знаешь, хотя помогал мне в работе… (Подходит к сейфу, открывает его и бережно достает большой, в серебряной оправе, хрустальный сосуд, наполненный какой-то жидкостью.) Вот он, дети, акватан… Пять лет работы, сотни опытов.

Г л а н. Профессор, я еще раз поздравляю вас! Вам будут завидовать все физики мира!..

Б е р г. Да, вот они, первые капли… И вы — первые, кому я их показал.

Е л е н а. Значит, это пока секрет, ваш секрет, отец?

Б е р г. Дело не в моем секрете. Но нынче тысяча девятьсот тридцать девятый год, и в мире слишком тревожно, чтобы я мог обнародовать свое открытие. Нельзя забывать, что речь идет об атомной энергии, о чудовищной силе, которую скоро можно будет извлечь из ядра атома… Акватан — один из последних шагов к полному решению этой проблемы.

Е л е н а (с волнением, которое хочет замаскировать шуткой). Конечно, мы будем хранить эту тайну… Но позвольте и нам, отец, кое-что вам открыть… Тоже — первому… (Отворачивается.)

Пауза. Берг не понимает, в чем дело.

Б е р г. Ну, что же