не помню? Но мы с Анной были близки, несмотря на десять лет разницы между нами, и я ненавидел себя за то, что причинил ей боль, за то, что она так неуверенно чувствует себя рядом со мной, как будто ждала, что я снова забуду ее.

— Эй, Бананчик, — позвал я, используя ее прозвище, чтобы тепло поприветствовать ее, как будто в воздухе не было никакого напряжения. — Где пропадала?

— Гммм… У Эммы.

— Да? Разбрасывали туалетную бумагу в доме (прим. имеется в виду игра-шутка по метанию рулонов туалетной бумаги)?

— Рид, не подавай своей сестре никаких идей, — крикнула из кухни мама.

Я издал преувеличенный вздох.

— Хорошо, — затем я понизил голос. — Вы как воришки залезли в дом к мальчику, чтобы поиграть в игры черри-поп (прим. компьютерная игра)?

— Ответишь так, и я схвачу свое ружье, — предупредил ее папа, когда зашел в комнату и откусил большой кусок свернутого блинчика.

Это почти заставило ее улыбнуться.

— Нет. Мы ездили на аттракционы.

— Да? — я усмехнулся. — Вы катались на «Молнии» (прим. рельсовый аттракцион по типу американских горок) до тех пор, пока тебя не стошнило, как в прошлый раз?

Рот Анны открылся, и ее руки легли на бедра, типичная подростковая позиция заставила ее забыть о своей замкнутости рядом со мной в последнее время.

— Не было никакой рвоты. Мне уже семнадцать. Думаю, я уже знаю, что не стоит перед этим лопать сахарную вату, — ее губы скривились. — Но мы ездили на нем восемь раз подряд.

— Фу, меня уже тошнит, — сказал я, потирая живот, и, наконец, ее улыбка поползла вверх.

— Анна, — отец кивнул в сторону ее спальни. — Мы уезжаем через десять минут.

— Да, хорошо. Я иду, — сказала она, отправляясь переодеваться для поездки в церковь, но затем она остановилась и вернулась в моем направлении, крепко обнимая меня за шею, чем очень меня удивила.

Я закрыл глаза и крепко прижал ее к себе. «Я люблю тебя, Бананчик», — подумал я.

— Не присоединишься к нам? — спросил отец, когда Анна исчезла в своей комнате.

— Мне нужно кое-что сделать по дому, — покачал я головой.

Он приподнял бровь, но не пытался вывести меня из себя, говоря о том, что это простая болтовня. Но давайте посмотрим правде в глаза: мы оба знали, что у меня нет никаких серьезных дел по дому. Это была просто передышка от любопытных взглядов и вопросов, а также от чувства вины. Я пришел на воскресный завтрак только для того, чтобы успокоить маму, и, если бы я отказался, она сигналила бы у моего дома до тех пор, пока я бы не спустился.

Двадцать минут спустя я вернулся в свою квартиру, которую мои родители полностью обставили, прежде чем я въехал в нее прошлым летом. Сейчас я чувствовал себя совсем иначе, чем тогда, год назад.

Я не хотел возвращаться в Флойд Хиллс. Не хотел работать по своей специальности преподавателя. Во-первых, я получил на всякий случай это чертово образование в качестве резервного, никогда не намереваясь его использовать. Но все закончилось в конце прошлого июня. Я сломался не на шутку, пытаясь свести концы с концами, путешествуя из города в город, играя джазовые стандарты (прим. музыкальное сочинение как часть общеизвестного джазового репертуара) для толпы в ресторанах, которая даже не видела разницы между Телониусом Монком и Биллом Эвансом (прим. известные американские джазовые пианисты).

Взрослея, я всегда думал, что путешествия и игра на пианино сделают меня счастливым. Это было моей мечтой очень долго, но реальность была удивительно отрезвляющая. Я ненавидел дешевые отели, единственные, которые мог себе позволить. Бесконечные пьяные крики, чтобы я играл «Пианиста» (прим. песня в исполнении Билли Джоэла). Я ненавидел, что даже с Наташей, девушкой, которая была тогда рядом со мной, я никогда в жизни не чувствовал себя настолько одиноким. Единственное, что я действительно любил во всем этом, была музыка. И те несколько часов, которые я играл каждую ночь, позволяли мне убежать от печальной реальности, в которую не хотел верить.

Бог свидетель, я пытался справиться с этим, потому что вернуться домой в Флойд Хиллс означало признать провал, а я не хотел быть полным неудачником. Но один взгляд на меня во время поездки в Нэшвилл, чтобы посмотреть мой концерт, и мои родители увидели меня насквозь. Обещание помочь мне встать на ноги с постоянной работой, собственным домом, машиной... было слишком заманчиво, чтобы сказать «нет».

Что привело меня туда, где я был сейчас. Даже еще хуже, чем было раньше, потому что: «О, привет, давайте добавим к этому подругу, которая ушла от него, автомобильную аварию, может быть еще несколько сломанных костей, черепно-мозговую травму... а затем, когда он предположительно исцелился, давайте шокируем его еще сильнее и заставим снова пройти через операцию. Оу, и, если можем поиграть с его памятью, чтобы он не понимал, что реально, а что нет, давайте сделаем это тоже».

Я провел рукой по лицу, снял туфли и бросил ключи на полку. Бутылка «Кроун» в нижнем шкафу звала меня, но последнее, что мне было нужно, — это опираться на виски как на костыль. Вместо этого я подошел к окну гостиной и задернул шторы, чтобы закрыться от солнца, которое пыталось выглянуть сквозь дождевые тучи.

Усталость, которая накрыла меня, когда я опустился на диван, заставила меня закрыть глаза, хотя была только середина дня. Но, как и всякий раз, когда сгущались сумерки, мой разум вопил о моей жизни. Даже когда мое физическое тело смертельно уставало, мое подсознание мчалось в отчаянном поиске ответов. Я знал все части головоломки, которые заполнили врачи и моя семья, но ни одна из них не казалась реальной. Последнее, что я помню перед тем, как проснуться в больничной палате, был, по-видимому, день моего несчастного случая несколько месяцев назад. Я проспал тем утром и даже не успел побриться, потому что задержаться, означало пропустить кофе, а работа с детьми требовала повышенного кофеина. Но... это было последнее, что я мог вспомнить, — как я покинул свою квартиру в тот день. Не как сел в красную Mazda 3, которую купили для меня родители, не мою обычную остановку у Джо — ничего. Единственное, что хоть отдаленно имело для меня смысл, это то, что авария была слишком тяжелой и болезненной, чтобы помнить, поэтому мой разум заблокировал ее. Но чего я не мог понять, так это почему недели спустя тоже пропали.

И конечно, время, потраченное на восстановление после моих травм, не было чем-то,