— Ты сохранил это…
— Оно всегда со мной, где бы я ни был. Я же обещал тебе, что ты всегда будешь со мной.
Я сделал глубокий, судорожный вдох.
— Все это время... я чувствовал, что... как-то скучаю по тебе. Для меня это не имело никакого смысла, потому что я не знал тебя или считал, что не знаю. Но... — я снова посмотрел на письмо, которое только подтверждало, какие сильные чувства я испытывал к нему тогда и насколько правильно все было сейчас. — Я чувствовал, что должен что-то...
По лицу Олли, как и по моему, текли слезы, и отложив письмо, я взял его лицо в ладони. Я целовал каждую соленую каплю, а затем прижался лбом к его лбу.
— Я обещал, что проснусь и буду помнить тебя. Может, не сразу, но я уже проснулся, Олли. Я проснулся и вижу тебя. Я вижу нас.
Он поднял голову и поцеловал меня долгим, глубоким, обжигающим поцелуем, который опалил меня изнутри, ничего не оставляя после себя.
— Я люблю тебя, — сказал я. — Я должен был сказать тебе это до операции, потому что нет ничего более истинного в этом мире, чем то, что я люблю тебя, Оливер Макфадден. Каждый твой идеальный дюйм. Ты никогда не переставал верить в меня, даже когда я потерял надежду в себя, когда я оттолкнул тебя... когда причинил тебе боль. Но ты... ты любишь так сильно. Ты видишь только хорошее в этом мире, потому что ты и есть лучшее в этом мире.
Олли большим пальцем смахнул влагу с уголка моего глаза, и я с удивлением уставился на него, качая головой.
— Не понимаю, как ты можешь так на меня смотреть, — прошептал я.
— Как, например?
— Всем сердцем в твоих глазах.
— Потому, что я люблю тебя, — ответил он. — Я принадлежу тебе, Синяя птица. Полностью. Всегда любил и всегда буду любить, — его губы легкой лаской скользнули по моим костяшкам. — Я полюбил тебя с первого взгляда, когда увидел тебя с твоей булавкой, еще до того, как ты узнал о моем существовании. Задолго до того, как я узнал твое имя. Нет ничего, чего бы я не сделал для тебя. Я бы на все пошел ради твоей безопасности. Чтобы ты был счастлив. Это все, что я хочу в этой жизни, — сделать тебя счастливым. Любить тебя всем своим существом, — он задохнулся в конце, и я не смог удержаться, чтобы не обнять его за шею и позволить почувствовать мой ответ поцелуем и тем, как стучало сердце от его слов.
Это было прекрасно. Это было идеально. Это стоило каждой унции разбитого сердца и каждой пугающей и сбивающей с ног мысли, которые у меня когда-либо были. Чтобы быть с Олли, я бы прошел через все это снова и снова, чтобы оказаться в моменте, как этот, когда чувствуешь, что сердце вот-вот разорвется от переполняющей любви.
— Рид?
— Хммм?
— Могу я спросить, как ты оказался на кухонном полу?
Я засмеялся и указал на его брюки, ключи и бумажник на стойке.
— Ты был таким диким, раздеваясь, вот как. Все вещи валялись на полу, — поддразнил я.
— Ты ведь не жалуешься?
— Нет, черт возьми. Вообще-то, это напомнило мне... есть еще кое-что в тебе, что я забыл упомянуть, что люблю.
— Мои навыки боулинга?
— Да, это связано с шарами.
— Да. Ты еще не видел, как я играю в футбол.
— Нет, но теперь у меня есть кое-что еще. Олли? Я просто должен сказать тебе... я очень, очень люблю, — я придвинулся, как будто собирался поцеловать его, — твой член, — он расхохотался, когда мои губы дернулись в усмешке. — Знаю. Я никогда не думал, что скажу эти слова, но это правда. Я никогда не видел более впечатляющего члена.
— Э-э, я думаю, что нет, черт возьми, — сказал он. — Но я, например, очень рад слышать, как сильно ты любишь мой член. На самом деле, я думаю, тебе стоит потратить некоторое время, чтобы доказать моему члену, как сильно ты его любишь.
— Не знаю... я вижу много долгих, трудных часов, потраченных на то, чтобы заново познакомиться. Ты уверен, что готов к этому?
Он поднял брови и посмотрел вниз на расстегнутые джинсы.
— Серьезно? Тебе обязательно спрашивать?
— Уже нет, — ответил я и снова поцеловал его. — Теперь ты принадлежишь мне. Я возьму тебя в любое время, когда захочу.
— Ты мне нравишься таким.
— Очень надеюсь на это. Потому что я планирую быть с тобой рядом в течение долгого времени. Теперь ты от меня не избавишься.
— Полагаю, что уже можно избавиться от цепей в подвале.
— Хм… — я втянул его нижнюю губу в рот. — Может, пока не стоит от них избавляться.
— Сейчас самое время сказать мне, что ты скрытый извращенный ублюдок?
— Не думаю, что мне следует тебе говорить об этом. Может, я тебе покажу.
Олли застонал и подтянул меня к себе на колени.
— Как мы дошли до этой темы? Я думал, ты скажешь мне, что пришел сюда играть нашу мелодию.
— Наша мелодия, да?
Его глаза блеснули.
— Разве нет?
Мое сердце таяло от понимания, что я влюбился в самого невероятного человека, которого когда-либо встречал — человека, который, так уж получилось, оказался мужчиной. Что самое удивительное? Мне чертовски все это нравилось. Мне нравилось, как мое тело загоралось каждый раз, когда он был рядом, нравилось то, как он любил меня всеми фибрами своей души. Вот таким был Олли: мужчина, который любил безгранично. И каким-то невероятным образом, вопреки всему, именно мне он решил отдать себя. И я планировал выбирать его снова и снова, каждый день до конца наших жизней.
— Не понимаю, как мне так повезло. Я даже не знаю, что можно еще желать, — сказал я.
Олли крепче прижал меня к себе, обхватывая мое лицо руками.
— Все мои желания сбылись, — он поцеловал меня в губы, прежде чем произнести слова, которые я буду бережно хранить в памяти вечно: — Я получил все, что хотел... когда ты вернулся ко мне.
Эпилог
Рид
Два года спустя
— Ух ты, здесь полно народу, — сказала Анна, выглядывая из-за тяжелого красного бархатного занавеса в Центре исполнительских видов искусства Максвелла, где было занято более двух с