или кошму, внутри «каптерки» солидный топчан с трех сторон, посредине ящики. На них чашки и кружки, несколько пустых жестяных и стеклянных банок и штык-нож. А главное, в углу от входа настоящая, полыхающая огоньками, тускло освещающими помещение, печка-буржуйка; и на ней — эмалированный чайник!

Спаситель вошел первым, распорядился:

— Давай, падай! Щас чаю попьем. Задубел, ага?..

Оружие поставили в угол. Орлов скинул рукавицы на топчан, бросился к печке и грел, грел руки и лицо у столь нежданного источника тепла, жадно тянулся к нему всем своим существом. Какое чудо: оказаться у случайного огонька среди снежной пустыни в жуткий восьмидесятиградусный мороз!

Изо рта валил пар, а он дышал и дышал струящимся жаром, торопясь насладиться им. Согревал заледеневшие ладони, подносил их к закоростившимся от мороза щекам и снова протягивал к раскаленной печке. Вот оно — блаженство!.. Уже четыре дня не сидел так у огня; грелся бы и грелся.

Но вот начал поколачивать озноб от входившего внутрь тепла, застучали зубы. Незнакомец ухмыльнулся, быстро налил кипятка в кружки, всыпал по щепотке чая. Снял с самодельной полки коробочки с рафинадом и галетами, подмигнул в полутьме.

— Давай, пей, земеля! Пожуй вот, да еще налью.

Минут двадцать сидели молча, прихлебывая чай и хрустя галетами с сахаром. Говорить не хотелось: все силы уходили на жадное приобретение шальной бодрящей энергии.

Наконец новый друг поставил кружку на ящик. Приподнявшись, передвинул свечу, снял с полки жестянку — поддев ногтем крышку, протянул ее:

— На, харю смажь! Топленое сало это.

Подождал, пока гость освободит руки, подал пачку сигарет.

Курили, глядя друг на друга, молча смеялись, и пускали колечки дыма. Дыхание уже не перехватывало: в каптерке было тепло, чуть ли не плюс!.. Подкинули в печку чурочек, огненные зайчики заплясали на стенах веселее.

Из-под ног вылезла живая кошка — пушистая, с улыбающейся мордой. Запрыгнула на топчан, ближе к хозяину, стала деловито облизываться.

— Ну, и хто ты?.. — спросил хозяин каптерки. Так и сказал «хто» — деревенский, однако!

— Орлов Александр — сержант, фельдшер Сводного отряда Нижегородского УВД. А ты?

— А я — Хорьков Леха, ни от кого и ни с кем. Рядовой.

— Как здесь-то очутился… и что это вообще?

— Тут склад МЧС был. Меня по мобилизации сюда кинули, охранять — с под Курска я. Наши уже тогда отступали: джигит танками как даванул, все посыпалось!.. Армия большая, а толку хрен. Как солнышко пылью да сажей затягивать стало, стужа нахлынула — так, кто куда поперли. Полками разбегались!.. Седня четыре батальона, а завтра и роты не наберешь! Да оно и понятно: все мобилизованные, к части не привыкшие, «возраста» большие, про срочную уж забыли начисто. У всех семьи недалеко — километров двести-триста — их спасать надо!.. А тут еще кавказец… прет несметно! И тю-тю, всей армии. Тока просчиталась братва!.. Кто до дому и добрался, да-авно уже ледышками сделался — вместе с семьями. Прямо к Деду Морозу в гости прибежали, ха-ха!.. А уж трибуналы лютовали… прости господи! Я видал, как дезертиров во рву пулеметами резали… ду-уже гарно! Так я из части и не побег: войска МЧС народ эвакуируют, запасы еды, шмутья, горючки — под пули не лезут! Этот вот склад набили, охрану поставили, а сами дальше: думали вернуться. Да какая тут охрана?.. С Воронежа две бригады отступали, все на хрен смели! — по очереди. Охрана ж… в горсть и маху отсюда!.. Дезертиры остальное подчистили. Так то — сверху, про подвалы никто ж не знал! А я хитрый: за две недели входы обломками засыпал, себе тока лаз оставил — «маскировку» навел! И сижу здесь. Еды тут много, всякой! Стеллажи ломаю, печку топлю. Тут и уголь есть!.. За стеной котельная была — я дырку пробил туда, натаскал себе. Снег с глубины копаю, на печке растаиваю. Тут две войны пересидеть можно!.. Даже витамины есть — в медскладе. А ты же медик, врубаешься в «пилюлях»?

— Угу.

— Вот и оставайся! Вместе «куковать» будем. Склад же не военный, а эмчеэсовский — тут всякого добра полно. То, что надо!

— Мне своих догонять нужно, они вроде к вокзалу побежали.

— Зачем тебе к вокзалу?

— Наш отряд там. Мы в разведке были — искали, как пробиться.

— К вокзалу не пройдешь, я же местность знаю.

— А что так?

— Вы по «железке», через элеватор шли?..

— Да вроде.

— С этой стороны овраги и снега с трехэтажку — как в воду булькнешься! Обратно только опять по «железке», а вы там «духов» растревожили. Поймают сходу, и… «прощай мой инкубатор»: вмиг отрежут!

— Что же тогда?

— Ничего… здесь сиди! Давай закурим еще.

— Ну, давай.

Курили молча. Когда недалеко от бункера ударил крупнокалиберный ДШК, Орлов аж подпрыгнул!.. Леха «заржал». И сразу же пошла перестрелка подальше — все гуще и гуще.

Снова долго бубнил ДШК, поодаль другой и еще другой; рвались гранаты, взвизгивали автоматы. Постепенно все стихло.

Долго молчали. Леха первым подал голос:

— Понял?.. Нет больше твоих.

Орлов не ответил. Еще помолчали.

— Знаешь что, Санек?.. Давай помянем ребят!

— А у тебя есть?

— Да тут все есть! Щас тушенку открою, голубцы из банок, салаты мороженные. Разогреем — и все путем!.. Хлеба только нет, зато сухарей полно.

Быстро сварганили стол, зажгли новую свечку, разлили.

— Запьешь или так?..

— А что, чистый?

— Медицинский же!

— Нет, лучше запью.

Первой помянули ребят. Орлов поставил кружку, поморщился.

— У нас, Леха, от Ростова и доныне от восьмисот человек тридцать два оставалось. Из них половина раненых, все обморожены.

— Дак че ж теперь?.. Знамо дело!

—Жалко ребят: столько вынесли, а к своим не вырвались.

— Всех жалко!

Закурили. От сытной пищи и спирта теплота пошла по всем жилкам — хорошо, однако!.. А душа требушится:

— Знаешь, Леха… я ведь предатель теперь, дезертир.

— Так и че?

— Как что?.. Стыдно.

— Стыдно — у кого видно! А у тебя ниче не видно... давай еще, лучше.

— Ну, давай.

Заметно было, что охота Лехе поговорить: наскучило, видать, одному.

Выпили, закусили. Леха все ерзает:

— Ты сам откуда? Расскажи!

— Сам откуда?.. Издалека. Сибиряк я — из Кузбасса; когда Сибирь заливать стало, мы первыми оттуда сбежали. Даже квартиру продать успели! — потом уже никто не взял бы. Я заранее знал, что происходит… Дом купили через Волгу от Нижнего — в Борском районе; три года прожили в деревне, там и мобилизацией накрыло: приехали три красавца на «уазике» и в военкомат!.. Зоны тогда разгоняли: зэков в штрафроты — кровью искупать, а ментов и охранников — в Сводный отряд УВД; меня в штат, фельдшером: медики везде нужны!.. Как «сознательных», бросили под Ростов сначала. Кубань уже вся горела!.. Ставрополье тоже. Две недели подступы держали на стыке Псковской и