========== Пролог ==========

Человек, силой данной ему власти укрывший Эсмеральду от расправы, внушал ей безотчётный ужас, затмевавший невольно испытываемую благодарность. Его зверская физиономия, привычка скалиться по-волчьи, глаза навыкате, рубцы, оставленные противниками в минувших битвах, приземистое, исполненное жестокой мощи тело — словом, всё в нём повергало её в трепет. А между тем, он принадлежал к той же породе мужчин, что и Феб, к тем отважным рыцарям, которых бедняжка видела в девичьих грёзах. Этот человек носил доспехи, меч на поясе и шпоры на сапогах, а на плаще его вышита была королевская лилия. Его стальные мускулы не ведали усталости, а железное сердце — жалости. Словом, он, как и Феб, являл собою превосходный образчик военного. Но как разительно он отличался от её лучезарного капитана! Однако, по воле судьбы, именно этот человек, Великий прево, всеми ненавидимый, по локоть обагривший руки в крови своих жертв, оставался единственным, с кем несчастная затворница могла разговаривать. Тристан Отшельник сообщал цыганку с внешним миром, от которого она была ещё более оторвана, чем в месяцы, проведённые в соборе Богоматери.

Немного свыкнувшись с участью пленницы, Эсмеральда начала страдать, не зная, чем себя занять. Ей запрещалось выходить из дома. Её угнетала тишина, когда нельзя ни с кем перемолвиться хотя бы словом. Слуги, видимо, подчиняясь приказу, не отвечали на её попытки завести с ними беседу. Невольно девушка принялась с нетерпением ожидать посещений того, кого боялась пуще смерти. Тристан же крайне редко появлялся в доме, где скрывал цыганку, поскольку почти неотлучно находился при короле, а король предпочитал Парижу укреплённый замок Плесси-ле-Тур в долине Луары.

Впрочем, общение Эсмеральды и Великого прево в те редкие дни, когда он наведывался к ней, сводилось к одному и тому же. Узница, выросшая в цыганском таборе, привыкшая к свободе, движимая любовью к Фебу, погасить которую не в силах было ничто, рвалась прочь из заточения.

— Умоляю вас, господин мой, сжальтесь! Я не могу больше здесь оставаться! — сквозь слёзы взывала цыганка. Голосок её дрожал надтреснутым серебряным колокольцем.

Тристана Отшельника сотни раз молили о пощаде. Он привык к подобным просьбам и относился к ним равнодушно, пропуская мимо ушей. Только один раз он позволил себе проявить слабость. Один-единственный раз. А настырная, вечно невесть чем недовольная девица убеждала его повторить прежнюю ошибку.

— Опять ты заводишь старую песню! — раздражённо ворчал Тристан, словно тигр, которого дёргают за усы. — Разве ты в чём-то нуждаешься здесь? Слуги непочтительны с тобой?

— Ох, нет, что вы! — поспешно отвечала цыганка. — Но мне невыносимо одиноко. Я всегда жила среди людей, а теперь со мной никто, кроме вас, не разговаривает, да и вас я не вижу неделями. Мне кажется, что я оглохла и онемела. Это ужасная пытка, пытка тишиной и одиночеством!

В глазах её вскипали слёзы. Королевский кум не выносил ничьих слёз, они действовали ему на нервы. Глупая же цыганка, не понимающая самых очевидных вещей, только и делала, что разводила сырость. Тристан несколько сдал позиции.

— Будь по-твоему, я разрешу слугам общаться с тобой. Чего ты ещё хочешь?

— Свободы, — чуть слышным шёпотом ответила непреклонная Эсмеральда.

Глаза Тристана загорелись диким огнём, верхняя губа приподнялась, обнажая зубы и дёсны, ноздри затрепетали. Великий прево сделался чрезвычайно похожим на волка, изготовившегося к прыжку. Цыганка испуганно сжалась.

— Башка Христова! Я сбился со счёту, сколько раз говорил тебе, что за воротами моего дома тебя ждёт неминуемая гибель! — разразился бранью взъярившийся Тристан. — Ты стремишься вернуться на виселицу? Или предпочтёшь, чтобы тебя растерзала толпа?

Эсмеральда упала на колени, умоляюще простёрла руки к своему мучителю.

— Нет, но… Моя бедная матушка! Я нашла её и тут же потеряла опять. Я не знаю, где она сейчас, что с ней. Я должна разыскать её!

— Ты её не найдёшь, — жёстко отрезал Великий прево. — Она умерла в тот же день, как тебя доставили сюда. Теперь ты знаешь. Ты довольна?

Эсмеральда побледнела, охнула, обняла его ноги, затараторила:

–Нет, неправда. Вы солгали! О, признайтесь, что вы солгали! Это слишком ужасно, чтобы быть правдой! Матушка моя!

— Я солгал, чёртова ведьма! — рявкнул Тристан, отшвырнув девушку.

Ох, как он её ненавидел! Его злили её униженные мольбы, её непроходящий страх. Эсмеральда была единственным человеком, чей трепет перед ним вызывал у него не самодовольство, а досаду.

Цыганка отличалась поразительной красотой и непомерным, непробиваемым упрямством. Она молила о свободе, о том, что он не мог ей предоставить. Людовик Одиннадцатый считал колдунью из собора повешенной. Вряд ли он позабыл её историю, слишком уж памятные события ей сопутствовали. Если отпустить девчонку, на улице её тут же разорвёт мужичьё или схватит стража. Государь узнает о нарушении приказа, и тогда праведный гнев его обрушится на голову Великого прево. Нет. Лучше вытерпеть пытку огнём, чем вызвать недовольство Людовика! Тристан Отшельник слишком дорожил своим положением, чтобы рисковать им ради безродной девки. Но спроси Великого прево, что ещё заставляло его скрывать приговорённую вместо того, чтобы довершить работу Анрие Кузена, он не смог бы ответить.

========== Глава 1. Ату их, Тристан! ==========

Память, которую оставил по себе Луи Тристан л’Эрмит, совершенно не вязалась с его мирным родовым именем. Фамилия другого королевского фаворита, Оливье де Неккера, звучала куда более красноречиво, поэтому честолюбивый брадобрей и предпочёл изменить её на благозвучное ле Дэн*. Имя, должное своим звучанием наводить на мысли о благочестивом уединении, постничестве и беспрестанных молитвах, вызывало у современников совершенно иные ассоциации. Мало кто мог тягаться с Великим прево в свирепости, разве что такие люди, как Гийом де Ламарк, известный под прозвищем Арденнский вепрь. Даже не верилось, что у такого человека, как Тристан, когда-то была мать, что в его груди билось живое сердце, которому знакомо волнение первой любви, что он способен испытывать сострадание. Война породила его, война сделалась его стихией, его колыбелью, его любовницей.

Тристан появился на свет во Фландрии в семье, возможно, имевшей отношение к тому роду л’Эрмитов, из которого вышли Пётр Амьенский, проповедник