поклонился ему и дал дорогу. Эльфред был уже одет — в толстую удобную котту, такие же штаны и башмаки из грубо выделанной кожи. Среди других молодых и знатных мужчин он выделялся лишь осанкой и манерой вести себя. В нем чувствовалась королевская кровь, хотя бы в том, с какой уверенностью он держался.

— Государь, брат мой, тебя все ждут, — сказал принц, слегка склоняя голову перед Этельредом. — Твой конь уже почти застоялся, да и собаки в нетерпении. Боюсь, не будет ли слишком поздно.

— Это следовало бы говорить не мне, а королеве, — раздраженно ответил тот, хотя сам тянул время и не торопился одеваться. — Но с чего тебе-то торопить меня? Ты же не слишком любишь охоту. Предпочитаешь книги, Священное писание, а?

Эльфред фыркнул.

— Я люблю охоту, как любой нормальный мужчина благородного происхождения. Книги — книгами, а охота — охотой, брат. Равно как и военные забавы.

— Странные слова для книгочея и будущего монаха, — рассмеялся король. Ему нравилось подшучивать над братом. — Хорош из тебя получится епископ — любитель охоты, при мече и с дружиной, а?

— Чем плохо, брат мой? Если епископ и сам сможет оборонять свои земли от датчан, не прибегая к помощи твоего войска, это должно быть тебе на руку. Ясно, что подобный пастырь не зря ест свой хлеб.

Этельред помрачнел, как бывало всегда, когда при нем упоминали датчан.

Датчане были бичом Британии. Ни один город, ни одна крепость, ни одна деревенька не могли чувствовать себя в безопасности. Даже в середине страны эти непобедимые, жестокие, алчные воины появлялись очень часто, грабили и убивали, угоняли в плен и жгли постройки, возведенные с таким трудом, урожай — символ жизни и благополучия — сапогами превращали в труху. Они подчиняли себе область за областью, и войска их подошли уже к самым границам Уэссекса. Еще отец Этельреда владел половиной британского острова, а королевство его третьего сына скукожилось до размеров большого герцогства.

Старший брат Эльфреда сражался с датчанами с тех пор, как стал королем. Границы Уэссекса пока держались, но датчане все шли, шли… Северные земли, должно быть, неиссякаемы. Наверное, там и жить-то невозможно, раз норманны лезут сюда, как мухи на мед, с отчаянием голодающих.

— Сомневаюсь, что в руках епископа меч летает так же бойко, как в руках короля и его вассалов, — сердито ответил Этельред и поневоле задумался. Мысль о датчанах вконец испортила ему настроение.

— Так идем, брат. Покажи, как охотятся короли. И, кстати, расскажи мне, какое это епископство ты прочишь мне в лен?

— Любое стоящее. Для тебя, брат мой, мне не жалко и архиепископства. Кстати, как тебе, к примеру, нравится Кентербери? Тамошний архиепископ уже немолод. Говорят, начал болеть.

— О, чтоб получить тамошний посох, мне надо теперь же принять рукоположение.

— За чем же дело стало? — усмехнулся король, спускаясь по ступеням террасы. Хорошее настроение медленно, но верно возвращалось к нему.

— За малым, — а куда я дену мою прелестную Эльсвису?

— Вот еще дело! Ты здорово удивил меня, когда женился. С чего это тебе взбрело в голову? Неужто приданое было таким заманчивым?

— Дело не в приданом. Хотя и в нем тоже. Но как же, не женившись, вкусить супружеского счастья? — Эльфред принял повод своего коня у слуги, с удовольствием потрепал его по гриве. Красавец ответил негромким ржанием. — И потом, всем было известно, как благочестива Эльсвиса. Иначе я не смог бы получить ее.

— Хорошая жена для будущего архиепископа, — поморщился Этельред. Он легко поднялся в седло своего скакуна.

— О, я стану монахом не раньше, чем докажу всем, что я мужчина, наделав Эльсвисе с пяток малышей. А там можно будет подумать и о митре.

— Интересно, что бы на это сказал твой духовник.

— О, дражайший братец, мой духовник после пары кружек хорошего эля говорит и не такое.

Хохот короля подхватили даже те, кто не слышал его беседы с братом — уж больно заразительно тот смеялся. Тем временем, рассчитывая на свою порцию внимания, из дверей башни вышла королева Вульфтрит в ярко-красном платье, слишком нарядном, слишком роскошном для охоты. Конюх уже устал держать в поводу ее оседланную кобылицу — государыня ездила в обычном мужском седле и взбиралась на него при всех, не смущаясь, нисколько не заботясь о правилах приличия. Придворные дамы, роившиеся вокруг королевы, принялись торопливо расправлять ей юбки еще до того, как она уселась в седле — не дай Бог кто-нибудь увидит то, что видеть не положено.

Взбираясь в седло, Вульфтрит недовольно поджимала губы. Царственно заставить всех ожидать себя не получилось — придворные даже не заметили отсутствия жены своего суверена, не обратили внимания и на ее появление. Мужчины же были заняты беседой и чему-то неприлично громко смеялись. Она ожидала встретить недовольство своего супруга, или даже упрека, мимо которого можно было бы проплыть с достоинством — словом, любого знака — только не равнодушия. Но равнодушие было налицо.

Потому что если кого Этельред заметил, то лишь Брадхит, новую придворную даму королевы, дочь богатого тана, гибкую, юную, очень красивую девушку с роскошными косами цвета спелой пшеницы. Король окинул ее заинтересованным взглядом и, отвернувшись, велел:

— В седло, господа.

Эльфред скакал на своем сером в яблоках коне рядом с братом, с другой стороны пристроилась было королева, но ее кобылица не выдержала заданного темпа и тяжести, которую везла, и отстала. Да и самой Вульфтрит не так легко было держаться наравне с мужчинами. Этельред прекрасно сидел в седле, Эльфред нисколько не отставал, более того, он славился тем, что ловко и метко, как никто, умел метнуть на скаку копье или выстрелить из лука в цель. Юный брат короля нисколько не напоминал будущего священнослужителя — он любил повеселиться, выпить пива в хорошей компании, хорошо охотился, отлично сражался и не обделял своим вниманием прелестных женщин.

Но он родился младшим. А куда идти младшим сыновьям королей? Только в священники. Так уж повелось. Королевы дарили жизнь такому количеству детей, и среди них было столько младших, что простолюдинам не приходилось и мечтать о высоком священническом сане. Все высокие духовные должности расхватывала знать.

Эльфред не возражал против того, что было «принято». Он охотно учился грамоте, читал книги (во всей огромной королевской семье он единственный по-настоящему был грамотен, знал три языка), часто беседовал со священниками, но не торопился ступать на путь, с которого нет возврата. Будучи двадцати лет от роду — то есть совсем недавно — он посватался к Эльсвисе, дочери Этельреда Мусила, графа Гейнсборо. Король, старший брат новоиспеченного жениха, узнал об этом