Рудобельская республика

От автора

Где она, Рудобельская республика?

Ни на картах, ни в учебниках географии вы ее не найдете. И все же она была, боролась за право «людьми зваться», за свободу, за правду, за сегодняшний день.

История этого края необычная и героическая: в Рудобелке никогда не было оккупантов, никогда не опускалось красное знамя, поднятое над ревкомом в ноябре 1917 года.

Как же удавалось почти безоружным крестьянам отстаивать свою свободу от вражьих полчищ, что не единожды в разных мундирах и под разными знаменами шли на Страну Советов? Кто об этом помнит? Кто об этом расскажет?

Героев и участников тех событий остается все меньше и меньше. Почти не сохранилось документов времен гражданской войны на Рудобельщине, не все сберегла и людская память. И все же одна из ярких страниц нашей истории не должна быть забыта. Долг наш — восстановить наиболее важные события полувековой давности, рассказать о первых шагах советской власти на Полесье.

Так велела мне гражданская совесть. Возникло горячее желание поделиться с нашими современниками тем, что знал когда-то, тем, что открылось мне в настоящее время.

В детстве я жил неподалеку от Рудобелки. Память сохранила отзвук происходившего, образы героев, участников тех событий, факты и грозовую атмосферу гражданской войны. В 1935 году я встречался со многими рудобельскими партизанами, с их отцами и детьми. С тех лет меня волновала эта тема, и я начал поиски. Удалось отыскать сестру первого председателя Рудобельского ревкома Александра Соловья — Марию Романовну Андрееву. Многие утверждали, что она погибла в 1920 году. А ее собственная жизнь достойна взволнованной повести о мужестве и преданности революции. Воспоминания Марии Романовны помогли мне восстановить многие черты характера, понять истоки поступков и подвигов ее брата-героя.

Много интересного о деятельности большевиков Бобруйщины в годы немецкой оккупации 1918 года рассказал мне бывший заместитель председателя уездного ревкома Петр Михайлович Серебряков. С соратниками Соловья я встречался в Рудобелке, Глусске, Бобруйске, в Минске и Москве. Беседы с товарищами А. Падута, Вл. Шантырем, Т. Володько, Б. Одинцом, Н. Звонковичем, С. Герасимовичем, Ф. Коберником, Т. Жулега, Т. Толстиком, А. Ревинской, М. Драпезо, Г. Агал обогатили меня ценными фактами и характеристиками, взволновали и вдохновили для работы над этой книгой. Нужно было отобрать самое интересное и значительное. Хотелось передать атмосферу того времени, воссоздать характеры, поступки, настроения и мысли героев, рассказать о первых большевиках Рудобельщины, о людях, которые пошли за ними. Я считал своей обязанностью восстановить славное имя и подвиги подлинного белорусского Чапаева — Александра Романовича Соловья.

В годы Великой Отечественной войны рудобельцы с первого же военного часа поднялись на защиту родной земли. В глубоком тылу врага Октябрьский район так и остался советским; здесь проходили партийные конференции, работали школы, издавалась газета «Красный мститель», люди жили по советским законам, над районом развевалось красное знамя.

Былая Рудобелка — нынче обычный городской поселок, центр Октябрьского района Гомельской области. Каждый день приходят сюда поезда, один за другим прибывают рейсовые автобусы, прилетают пассажирские самолеты. Спокойно течет узенькая Неретовка, шумят вдоль улиц старые вербы. Весело и споро трудятся здесь добрые и душевные люди, растут и учатся дети.

О героическом прошлом напоминают только бесчисленные курганы да братские могилы. К ним никогда не зарастают людские стежки.

Работая над повестью, я был вынужден порой отступать от хронологии событий, не всегда придерживаться географической точности, изменить несколько фамилий и создать обобщенные образы, потому что писалась не история, а литературное произведение на документальной основе.

Буду рад, если эта невыдуманная повесть даст молодому читателю хотя бы некоторое представление об одной из героических страниц нашего революционного прошлого.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Вагон покачивало и подергивало на каждом стыке. Поезд еле полз в осенней ночной тьме. Можно было выпрыгнуть, забежать в будку стрелочника, напиться воды и снова сесть на свое место, если оно только было.

Как двигался тот состав, чем дышал — трудно понять, однако шел, порой останавливался, пыхтел, посапывал паром — и все-таки двигался, медленно и неуверенно, ощупью, как слепой. В нескольких закопченных фонарях мигали и догорали свечки. Никто в поезде не спал. Даже тех, кому посчастливилось примоститься на верхних полках, сон не брал. Одни тяжело вздыхали, другие рассуждали вслух:

— От большевики говорят: земля — мужику, фабрики — рабочему. Оно-то так. А как взять эту самую земельку, коли она панская. Распашешь, силу затратишь, семена загубишь.

— Семена что? Там, гляди, еще врежут двадцать пять горяченьких, как тогда у пана Иваненки.

— Э, волков бояться — в лес не ходить. Когда то было. Тогда же слабоду по царскому манихвесту давали, да из рук не выпускали. Сунулись обрезать панскую земельку, а казаки по обоим половинкам как врезали, так аж теперь свербят. А нынешняя слабода — наша, без царя и без пана. Сам, брат, видел, как в Бобруйске на Казначейской хлопчина один сунул кулаком в рожу городовому, а тот только юшку утер, лахи под пахи^[1] — да и ходу.

— Да, что ни говорите, мужики, а земля теперь все-таки наша, — сказал немолодой солдат с пшеничными усами и перевязанной грязным бинтом рукой.

— Наша-то наша, а вот будет ли с нее каша? От вопрос! — сомневался сухонький старичок с реденькой бородкою, нависшими бровями и сморщенным маленьким личиком. На старике — вытертая рыжая свитка, на толсто намотанных онучах еле держались лапти. В зубах сопела и свистела маленькая почерневшая трубка. Дед не спорил, он вслух делился своими сомнениями.

Гудел весь вагон. За дымом от самокруток не видно было лиц, только шевелились лохматые тени в овечьих шапках, кожухах и свитках.

К разговору солдата со стариком прислушивался человек в шинели, в солдатских ботинках с обмотками, в фуражке без кокарды. Он сидел в углу, зажав между коленями